— Кедвин.
Она оглянулась с порога:
— Да?
— Ты… Тебе известно, что за беда у Доусона?
— Тебе он разве не сказал?
МакЛауд молча покачал головой. Кедвин не удивилась и сказала просто:
— Джек Шапиро вчера казнен по приговору Трибунала.
Потом она отвернулась и ушла на кухню.
МакЛауд снова поднялся наверх. Тихо, будто боясь потревожить спящего, вошел в спальню Митоса и присел на край кровати.
«Они правы… И Кедвин, и Джо. Какого черта я начал воображать, будто знаю все лучше, чем они?»
Их с Доусоном отношения складывались непросто. Но они всегда понимали друг друга, потому что всегда следовали велению сердца и совести… Сколько помнилось МакЛауду, первый шаг к примирению обычно делал Джо. На конфликт же первым не шел никогда. Теперь же…
Нет, дело не в том, что он не захотел ничего рассказывать. Смесь досады и ревности МакЛауд почувствовал, поняв, что Доусон не захотел рассказывать ничего именно ему и именно сейчас. Конечно, к Джеку Шапиро он не питал теплых чувств, но Доусона хорошо понимал.
Кто там следующий на очереди? Что сказала бы здесь и сейчас Аманда?
Лицо погруженного в странный то ли сон, то ли не сон Митоса казалось отрешенно-безмятежным, только не таким молодым, как прежде. И волосы в полумраке задернутых штор казались присыпанными пеплом.
Пепел.
Какой страшной стороной обернулись рассуждения Кассандры, вроде бы такие правильные и логичные! Сколько же на самом деле стоит все, что от нее исходило?
Какой же ты идиот, Дункан МакЛауд, мысленно сказал он себе. Вот так разом потерять всех друзей! Ради чего?
========== Глава 58. Жертвоприношение ==========
Около трех часов дня позвонила Мишель и сообщила, что отправляется в отель, адрес которого дал Доусон. Еще через час они с Ансельмом стояли на пороге дома Митоса.
МакЛауд, не перестававший сравнивать Ансельма с Павлом, про себя отметил еще одно обстоятельство: за стенами монастыря Ансельм монашеской одежды не носил. Было это нарушением устава или нет, но в миру он предпочитал выглядеть как мирянин, вернее, как Бессмертный, носящий меч. Он таковым, в общем, и являлся, при всем своем миролюбии.
— Добрый вечер, — сказал Ансельм, пройдя вслед за Мишель в гостиную. — Кедвин, дорогая, со времени нашей прошлой встречи твоя манера приглашать в гости стала весьма оригинальной. Твоя юная подруга готова была силой вести меня к тебе, если я вздумаю возражать. Что за спешка?
— Извини, Ансельм, — отозвалась Кедвин. — Действительно спешка. Очень кстати, что ты оказался в Париже…
Он остановился посередине комнаты и оглядел по очереди всех присутствующих:
— Так. Раньше о Павле, теперь обо мне Бессмертные вспоминают только по одному поводу… Кому-то из вас нужно убежище?
— Нет, не из нас.
— Значит, еще один друг. Я его знаю? Кто он?
— Ты его знаешь, — сказала Кедвин. — Он был у вас в монастыре два года назад.
— Два года, — прищурился Ансельм. — Постой-ка… Адам Пирсон?
— Да.
— Почему он сам не попросит за себя?
— Он не может, — тихо ответила Кедвин. — Пойдем со мной…
МакЛауд проводил их взглядом и, вздохнув, отвернулся к окну. Его никто ни о чем не спрашивал и никуда не звал, все вокруг смотрят на него с осуждением и намеренно игнорируют его мнение. Так ли это или неспокойная совесть заставляла видеть то, чего не было? Не спрашивать же у Кедвин.
Насколько было бы легче терпеть открытые упреки и неприятие! Но даже этого ему было не дано. Возможно, именно потому, что так было бы легче…
Вернулись Кедвин и Ансельм.
— Да, ситуация, — тяжело вздохнул Ансельм, останавливаясь у кресла, но не садясь. — Конечно, сейчас вам здесь оставаться нельзя. Когда вы сможете выехать?
— К завтрашнему утру соберемся, — ответила Кедвин.
— Хорошо. Мне придется немного ускорить свой отъезд…
МакЛауд не слушал их дальнейший разговор. Все равно его мнения снова никто не спрашивал. А раз так, пусть решают, как хотят. Ему достаточно будет знать результат.
— …что ж, мне пора, — сказал Ансельм. — Жду вас в монастыре.
Кедвин проводила его и вернулась в гостиную. Сказала:
— Пойду наверх… А тебе, Мишель, пора отправляться домой.
— Хорошо. Завтра приду… Когда выезжаем?
— Выезжаем мы. Ты остаешься дома.
— Но почему? — запротестовала Мишель. — Разве я… то есть, я же не посторонняя здесь!
— Тебе лучше остаться дома, — устало ответила Кедвин. — Я уже говорила, у тебя своя жизнь и ты не должна разрушать ее ради…
— Я сама решаю, ради чего стоит разрушать свою жизнь!
— А я решаю, кому следует, а кому не следует находиться рядом с человеком, которого я люблю.
Мишель прикусила язык и покраснела:
— Извини… я не хотела тебя обидеть… Но как же…
— Послушай меня, Мишель. Ты очень нам помогла, и конечно, ты нам не посторонняя… Но сейчас, пожалуйста, не вмешивайся. Все очень непросто, и твое присутствие может оказаться лишним. Приходи утром, проводишь нас… Потом вернешься домой. Хорошо?
— Ну… ладно, — вздохнула Мишель, взяла с кресла сумку и нехотя направилась к двери. — Пока, Дункан. До завтра.
Кедвин отправилась провожать гостью. МакЛауд, не дожидаясь ее, поднялся наверх.
*
Утром следующего дня Кедвин отправилась в ближайший магазин, докупить кое-какие мелочи в дорогу. Нужно было миновать тот самый парк, с которым в последнее время было связано множество событий.
Уже возвращаясь, она подумала, что не стоило так бередить воспоминания — и внезапно остановилась, ощутив в воздухе отчетливый звон.
Вот ведь черт побери! Только этого не хватало.
Она оглянулась, ища источник Зова и одновременно перекладывая в левую руку пакет с покупками. Коротко вздохнула, увидев направлявшегося к ней Роберта Моргана.
— Здравствуй, Кедвин, — сказал он, подойдя.
— Доброе утро.
Кедвин, присмотревшись к нему вблизи, встревожилась еще больше. Слишком хорошо ей было известно такое выражение лица.
— Я думал позвонить, — негромко произнес Морган, — но судьба на сей раз на моей стороне.
— О чем это ты?
— О тебе. Хорошо, что я тебя встретил… Я уезжаю, Кедвин.
— Ну… хорошо, но при чем здесь я?
— Я хотел попросить тебя об одной услуге.
Кедвин нахмурилась недоумевающе:
— И какую услугу я могу тебе оказать?
— Передай Митосу, — он достал из кармана конверт, — вот это.
Кедвин взяла конверт. В нем точно был больше чем один лист бумаги, а сам конверт не был запечатан.
— Передать письмо я, может быть, и смогу… Но зачем? Почему бы тебе просто не пойти к нему и не сказать то, что нужно?
— Кедвин, ты знаешь, что между нами произошло?
— Знаю. Потому и спрашиваю. Прощения просить лучше лично, Роберт.
— Я понимаю. Но не в моем случае.
Кедвин хмуро глянула на конверт, потом снова на Моргана.
— Нет, Роберт. Я ничего не буду тебе обещать, пока ты не объяснишь толком, в чем дело.
— Хорошо, — после короткого раздумья сказал он и кивнул на ближайшую скамейку. — Давай присядем.
Они сели на скамью, и Морган заговорил негромко:
— Митос наверняка рассказал тебе, что произошло и в чем я его обвинил. Так вот, это не бред… В тот момент я действительно помнил о чем говорю. У меня эти воспоминания были. Мне и сейчас не удалось полностью от них избавиться.
— Откуда же они взялись?
— Ту ночь я действительно провел в лесу. Не один. Только не с ним…
— С кем же?
— С Кассандрой.
Кедвин, изогнув бровь, недоверчиво посмотрела на Моргана.
— Да, ты не ослышалась, — тоскливо усмехнулся он. — Я только в последние дни смог припомнить те события… Она тогда обитала в тех краях. На глаза Митосу не показывалась, а меня где-то заприметила. Разглядела мой дар и решила, что ей самой очень кстати будет такой ученик.
— Но причем здесь…
— Да все при том же. Она не могла подступиться ко мне, пока я был рядом с Митосом. А вот если бы он прогнал меня или отослал к другому наставнику… я попал бы прямиком в ее распростертые объятия. И потому она немного подправила мои воспоминания о той ночи. Я тогда не умел сопротивляться внушению… Потом я с ней еще встречался, в трактире. Ходил туда заливать тоску от безнадежной страсти, — Морган коротко усмехнулся. — Когда я только начал восстанавливать память, мне все время виделись две картины: женщина, стоящая у кромки леса, и трактир у дороги. Это и оказалось ключом к воспоминаниям. Расчет был на то, что я выдам свои чувства, и Митос прогонит меня…