Гордился победой Рырг, хоть и знал, что за дары богатые к нему Яра пошла, за жизнь сытую… Да только тяжело на душе у Рырга, а сердце бьется птицей пойманной. Стоял у дома пятого волка, а хотел внутрь зайти… Как в тумане хмельном видением Дара перед глазами стояла. Пусть племени иного, пусть недостойна внимания истинного волка, а готов был вождь и жизнь отдать, чтобы на месте Рхарда Стража оказаться.
Вышел Рхард из дома своего, собственными руками выстроенного… Для другой строил, да счастье обрел с дочерью племени Белого Тигра.
— Много из заветов прародителей ты нарушил, Рырг, а ничему не учишься! — обидны были слова Рхарда, но право он имел.
Смотрел вождь на пятого волка, думал про убийство. Но прав Рхард, много нарушил, еще держать ему ответ перед духом Темного Волка.
— Огонь символ зверя показал, — тяжело было говорить Рыргу, руки дрожат, перед глазами жена чужая, сердце болью отзывается, — совет созывать нужно!
Нехорошие известия вождь принес, не уверен и в решении был. Ждал он слов Рхарда, хоть и молод пятый волк, и молчит на совете, но если скажет, к словам и старейшины прислушиваются.
— Пятый столб?
— Он, — ответил вождь, а сам невольно на дом Рхарда взирает.
— Рано совет собирать. Шакалы не пойдут войной. Не в это время!
Сказал пятый волк и тоже на дом свой смотрит. Видел вождь, как горят глаза воина, как дышит он, да к жене сладкой вернуться желает.
— Бесстыдны дочери племени Белого Тигра! — зависть была в голосе Рырга.
Ничего не ответил Рхард, а взгляд его нехорошим стал, да рычание зверя из души прорвалось. Ушел вождь, молча ушел, медленно, а бежать хотел.
В дом вошел Рхард темнее тучи, угрюмо на жену взглянул, еще угрюмее на двери. Ничего не сказал, да только нехорошие думы одолевать стали.
Все поняла Делайя, подбежала к воину волку, преданным псом в глаза заглядывает, нежной кошечкой ластится:
— Я на стол собрала, садись ужинать.
Посветлел лицом пятый волк, обнял жену, к губам сладким прижался. Хоть и недозволенно, а оторваться не мог.
— Дарина-земли подарочек, об одном прошу, — и в глаза черные глядит, наглядеться не может, — в доме этом обнимай и целуй, а коли на улице даже на шаг подойти не смей!
— Поняла тебя, — сама улыбается, — садись ужинать.
Руки сам помыл Рхард, с улыбкой протянула ему Делайя полотенце, а воин не ткань схватил — руки белые, притянул к себе и снова целовал, да так жарко, что забыла дочь воина Ракеша про отвар, что из трав Исеи варила… Опомнилась лишь, когда пена жар заливать начала. Вскрикнула, к очагу метнулась.
Посмеиваясь сел Рхард за стол, а сам взгляд от жены оторвать не может.
— Погоди, — крикнула ему Делайя, перекладывая ковш из меди на камень у окна, — лепешки уж теплые поставлю.
— Зачем теплые? — удивился Рхард.
— А как попробуешь, — несла уже Делайя тарелку с лепешками, что паром исходили, — так и скажешь!
Не мог надивиться Рхард. Мясо в золе целым куском пекла, как увидел, есть не желал, а едва разрезала, на тарелку положила кусок ароматный да сочный, руки сами к еде потянулись. Взглянул пятый воин на жену, стоит Дарина улыбается, довольная, что угодить смогла. Не удержался воин волка:
— Сядь со мной, Дарина.
Удивилась жена:
— Нельзя, у волков жена после мужа ест.
Хитро посмотрел на нее Рхард и лукаво так:
— А у меня жена из другого племени, по ее правилам жить будем.
Веселый смех у Делайи, заливистый, на душе от такого смеха светлее становится. Села рядышком, на лепешку молоко положила. Да не растеклось молоко. Видит взгляд удивленный, громче рассмеялась, вторую ложку белого положила, закрутила лепешку как бревно, подает ему.
— Сметана это, — пояснила Делайя, — тебе понравится.
Все Рхарду понравилось. И мясо сочное, впервые такое ел, и лепешки теплые, мягкие, сметаной сдобренные, и чай из трав ароматный, а сильнее всего жена. Смотрел на губы нежные, руки белые, шею лебединую, слушал смех заливистый и казалось пятому волку, что спит он, а ночь пройдет и проснется.
Не выдержал. Поднялся, подхватил любимую на руки, без труда до ложа понес. А Делайя и не против, сама к губам тянется, сама обнимает жарко. И не обижается, что платье снял, что обнаженное тело ласкает, что на ложе без одежды лег.
— Распутны дочери Белого Тигра, — прошептала Рхард.
Обидны слова его были, да дала себе Делайя зарок — не хранить обиды в доме, понимала, что много их еще будет.
— Не дочери Белого Тигра распутны, — шептала жарко, к губам тянулась, — а я такой стала в объятиях твоих жарких. Пьянят твои губы как мед дикий, взглядом обжигаешь, ласками заставляешь забыть про стыд. Уж сколько слушала про мужей подруженек замужних, а мужа такого ни у кого нет. Самый нежный ты, самый ласковый, самый лучший…