Глупая жена обиду бы затаила, умная все без слов поняла. Подошла Делайя, рядом с волком села, за руку взяла, в глаза серые, льдам подобные, смотрит открыто:
— Ничего обо мне не ведаешь, Рхард муж мой, а судишь.
Резко поднял голову пятый волк, зубы сжатые, в глазах злость с недоверием:
— Расскажи о себе, Дарина. Где росла, как в степи очутилась с воинами иного племени. Отчего в бой вступила. Видел все, слышал слова сказанные. Понять хочу.
Улыбнулась Делайя, видимо дорога стала Рхарду Стражу, раз о жизни прошлой спрашивает, да рассказывать не торопилась.
Горе в племени Белого Тигра. Стоит у столба позора Хориде, стянуты пеньковой веревкой руки белые, к труду не приученные. Обрезана коса ее, у ног лежит, позор великий подтверждая. Нет для Хориде больше жизни в племени, до заката у столба будет, а затем закроют ворота пред ней.
Мрачнее грозовой тучи стоит вождь Акан Смелый Тигр, стоит на жену свою зверем смотрит. Не простил вождь. Уж и молила Хориде, и у ног его преданным псом ползала — не простил! О милости просила, повинилась во всем, рассказала, где нашла воинов, сколько денег дала, как жалеет сейчас — не простил.
Выслушал молча. Стоял, смотрел на рыдающую у ног его жену, что любил столько лет, что дарами одаривал, осыпал украшениями. Взирал на ту, что взял в дом вопреки законам племени, полонянкой была Хориде, наложницей у вождя прежнего, да женой взял — первой.
Слушал вождь Акан Смелый Тигр, слушал молча, не перебивал, а сам вспоминал…
Десять лет назад… Вот бежит маленькая девочка, да падает, ладошками раненную коленку обнимает. Тогда подошел он, взял малышку на руки к колодцу отнес, водой ножку промыл, а она молчит, не плачет.
— Чья ты? — спросил вождь.
— Делайя, дочь воина Ракеша, — гордо ответила малышка.
В черных глазах слезы застыли, губу до крови прикусила, а не плачет, не жалуется…
И сжалось сердце сурового воина. Маленькой была Делайя, а уже жил в ней дух воина… что же сейчас с любовью его нежданной? Жива ли… недолго живут рарры в племени Черного Волка. А как представил Делайю, сильную, гордую, смелую, истерзанной жестокими волками, сломленной, униженной, поруганной, так и взревел зверем раненным.
Схватил Хориде за черные волосы, волоком за собой потянул жену упирающую, о пощаде молящую. Не слушал ни просьб, ни криков. По дороге тащил, толпа следом за ним. К столбу повел позорному. Давно у столба трава выше пояса, редко тигры законы нарушали, жили в мире да уважении, а вот теперь стоять у него жене вождя первой.
Как ни кричала Хориде, как ни молила, как ни вырваться пыталась, а сильнее Акан любого воина племени, куда уж ей — женщине. Скрутил ладони веревкой пеньковой, привязал к столбу. Да так и замер. Стоит, смотрит на жену, а сердце болью отзывается.
— Замолчи, Хориде, — негромко сказал, вполголоса, а уж и племя молча вождю внимает. Умолкла и Хориде, стоит, слезы по щекам текут, в глазах страх и отчаяние.
Тяжело вздохнул Акан Смелый Тигр, тяжело, да с трудом — боль в груди острая, вздохнуть и то боязно, но и молчать не мог:
— Я ли не любил тебя, Хориде? — тихо спросил, да слышали все. — Я ли не берег тебя, не приводил рабынь в дом, чтобы были свободны руки твои? Я ли не почитал тебя, жена? Шестнадцать лет была женой любимой да единственной! Для одной тебя жил. Ту, что сына родить не сумела, вопреки всему почитал! Не обижал я тебя ни словом, ни делом, Хориде, ни в обычный день, ни в хмельной. Да пригрев змею на груди, не ведал, что врага привечаю в доме своем!
Бледнеет Хориде — назвал ее муж врагом перед всем племенем, поняла она, что не бывать ей более в доме вождя.
И продолжил Акан речь свою:
— Привлекла ты меня телом стройным, ласками умелыми, Хориде, приручила как зверя дикого, да не ведал я тогда силы любви. Полюбил я эту девочку, Хориде, всем сердцем полюбил, всей душой. За нрав добрый, за смелость, за гордость, за то, что себя в ней видел. Росла дочь воина Ракеша истинной дочерью племени Белого Тигра, словно впитала дух самого великого зверя лесного. Умна была, красива, горделива, да приветлива со всеми, никогда себя выше жен не ставила. Стариков уважала Делайя, о детях заботилась, для воинов не жалела воды из колодца племени… За что погубила ты ее, Хориде?
Сказал и дышать перестал на мгновение. Тянет боль в сердце, колет тупым ножом. А слова льются потоком горным:
— За что погубила ты ее, Хориде?! — и взревел, он себя не помня. — За мою любовь погубила? За то, что сна лишился, о дочери Ракеша думая? За то, что счастья впервые для себя возжелал? Разве мало я тебе отдал, Хориде, разве мало я отдал племени? Двенадцать лет воевал я, Хориде, проливая кровь, вторгаясь в земли итасов, для иных племен запретные, привозя в племя Белого Тигра рабов, золото, ткани да железо! Лишь раз в жизни восхотел счастья для себя, отрады хотел на закате жизни своей, глотка счастья желал, как старое дерево, желает вод ручья, вдали протекающего… Отняла ты мое счастье, Хориде… Отняла! Мало тебе было положения жены первой, дома хозяйки… мало. А ведь знала ты, Хориде, ведала, что давно мое сердце тенью за Делайей следует. Тебе сказал я, Хориде, тебе единственной открыл помыслы… За что ты меня погубила, Хориде?