— Здесь действительно уже побывали… и я должен Ульфгару золотой.
Алданон проследил за его взглядом и наконец заметил растянувшуюся на полу фигуру. Из кучи трухлявого тряпья торчали кости, но больше его напугала протянувшаяся к постаменту рука, едва коснувшаяся нижней ступени. Очевидно, сокровище, погубившее его, давно было украдено — возможно, к добру. И без отмашки руководителя Алданон понимал, что следовало сделать.
Пальцам не за что было зацепиться, поэтому он опустил руку прямо в центр рыхлого тряпья, где, по логике, должна быть спина. Остатки костей тут же просели под напором и рассыпались, и Алданон практически упёрся в пол. Он ни разу не присутствовал на месте смерти, да и вовсе не горел желанием смотреть на трупы, но подозревал, что отпечаток должен остаться яркий.
Этот человек походил на образ из первого видения у сосуда — те же тёмные одежды, схожее телосложение, разве что капюшон уже был откинут, — но теперь он лежал, опёршись на локоть, и хохотал во всё горло, глядя на кого-то снизу вверх. Из раны в боку сочилась кровь, однако человек не собирался её останавливать. Кожа лица отдавала желтизной и точно трескалась под бороздой морщин в уголках натянутых до оголённых дёсен губ.
Тело содрогнулось, подалось чуть вперёд, и Алданон впервые увидел кого-то ещё, кто трогал останки, в одном видении: воительница в лёгких доспехах и синем плаще держала умирающего мужчину за грудки, пачкая пальцы в его крови. Она сжимала окровавленный кинжал правой рукой у его горла.
«Я верила тебе, Фаугар, пустила в свой круг и позволила обрести мудрость наших предков, а ты воткнул нож мне в спину! И ради чего? Как и все люди, ты жаден и завистлив — жаль, что я не разглядела корни зла раньше!»
Алданон похолодел, услышав родной голос, но искажённый злобой до неузнаваемости. Её лицо также изменилось: посуровело и будто бы заострилось, исчезли округлые детские черты, а скулу делил пополам неглубокий шрам. Перед ним стояла взрослая женщина, лишь отдалённо напоминавшая ту мечтательную девушку из грёз. Если Салхана прав, то между ними лежала пропасть в тысячи лет.
Сплюнув слюну с кровью, Фаугар перестал смеяться, но улыбался Фейн с печалью и мрачным весельем.
«Ты служишь архитекторам, но даже не подозреваешь, что они готовят против моего народа. Я видел — наконец, здесь я прозрел!»
«Слова изгнанника, — Фейн презрительно сощурилась. — Как своенравный пёс, ты продолжаешь кусать руку хозяина, не в силах отказаться от волчьих повадок».
«Думай что хочешь, мне плевать. Дело не в верности: никто не должен знать, как создать собственного ручного бога».
Фейн мотнула головой и нахмурилась, словно на миг пыталась поверить ему, но затем придвинулась чуть ближе. Кинжал мазнул по горлу, оставив тонкий красный след.
«Сердце Миэль не вынесет правды. Я скажу ей, что ты пал в битве с нетерильцами. Большего ты не достоин».
Одним движением Фейн выпустила из горла бывшего соратника поток крови и исчезла, ушла. Алданон остался один на один с умирающим человеком — всего на несколько мгновений, пока тот переворачивался на бок и протягивал руку к постаменту. На его лице застыла безумная улыбка.
========== 4. ==========
Алданон сотни раз заставал смерти в видениях, но на сей раз образ умирающего мужчины засел под веками. Возможно, проблема крылась в Фейн и нездоровой привязанности к ней, которая теперь грозила разбить вдребезги сердце, а может, это место играло с восприятием злую шутку. Алданон так стремился узнать правду, что забывал обо всём остальном, и по странному совпадению он нашёл её образ именно сейчас, стоило отдать кровь жуткому сосуду и пройти под аркой с угрожающими мудростями.
Возможно, эта одержимость собственными поисками и держала его рот закрытым: Алданон сначала хотел удостовериться, что Фейн действительно была здесь, а затем раскрыть её цели. Стоит мастеру Салхане узнать, насколько Алданон был одержим ею, как всякое доверие к его предсказаниям тут же развеется. Пока что он сам сомневался в увиденном и понимал, насколько необъективен.
— Вы были правы: они говорили о битве с нетерильцами. Этот мужчина — Фаугар — искал здесь какую-то информацию и, видимо, нашёл её.
Несмотря на подтверждение возраста находки, мастер Салхана не выглядел довольным и сверлил Алданона проницательным взглядом.
— Они?
Алданон поёжился, но до сих пор не врал, так что беспокоиться было не о чем.
— Да, с его убийцей. Ещё он упомянул каких-то архитекторов.
— Вот это уже интересно, — не меняясь в лице, мастер Салхана задумчиво потёр отросшую щетину грязными пальцами. — Не забывайте, что по легендам Иллефарн не уступал в жестокости Нетерилу, а значит, Путь Испытаний мог быть кровавым ритуалом. Магия не стареет, и раз уж мы попали внутрь, то придётся следовать правилам.
— И каким же? — с удивлением возразил доселе молчаливый Форд. — «Всё сокрытое считается невозможным»? Очевидно же, что кто-то просто пытался показаться жутко умным, а не помочь нам!
Энна, наоборот, широко улыбнулась; пергамент с символами дрожал в её руках.
— Это же загадка на сообразительность! Конечно, прямым текстом рассказывать, как пройти испытание, глупо. Вот вспомните хотя бы правила церкви Азута об использовании магии, что порой мудро не использовать её вовсе — очень похоже на «бездействие — тоже действие».
— Неужто кто-то признал пользу моего подхода, — буркнул мастер Салхана.
— Многие архимаги с возрастом переставали пользоваться Плетением — это не секрет.
Алданон по-своему понимал подобное решение: когда-нибудь он будет достаточно стар, чтобы сдаться и отказаться от созерцания чужих смертей, грязных тайн, интриг и в особенности счастья.
В бледно-синем свете фонарей лица коллег менялись, казались враждебными и нездоровыми. Чувство тревоги давило не только на Алданона: юный Форд всё никак не мог выпустить меч из рук и дёргался, когда раздавалось шарканье в коридорах.
— А часть про разрушенное сознание никого совсем не испугала, да? Думаю, это следует обсудить.
Все промолчали, с тревогой прислушиваясь к эху — неизвестности, раскинувшейся впереди.
— Держимся вместе и действуем по обстоятельствам! — строго осадил Форда мастер Салхана, словно нутром почувствовав признаки паники, и переглянулся с Энной. Песнь барда могла бы сорвать любой бунт, но проблемы бы не решила.
Алданон не хотел идти — ноги словно окаменели и едва отрывались от пола, — но выбора не оставалось. Кинув быстрый взгляд на останки Фаугара, он сглотнул сухой ком и спрятал руки в карманах мантии, нащупав землю и несколько острых камешков. Так некстати вспомнились слова проклятого Джерро, однако и на сей раз камни хранили молчание. Шаги в пустом зале раздавались набатом, сердце стучало о рёбра, мешая вдохнуть; Алданон тянулся к Саврасу, умоляя наделить его третьим благословенным глазом.
Обращаться к богу предсказаний считалось опасной затеей, и Алданон, всегда почитавший его, ни разу не просил о помощи. Считалось, что действия Савраса невозможно предугадать, его нельзя обмануть и тем более постичь его замысел; правда не утаивалась, но скрывалась за слоями условностей. Пускай низвергнутый и сломленный, Саврас оставался древнейшим из богов, связанных с Плетением, и до сих пор хранил тайные знания. Вполне возможно, что он застал золотой век империи Иллефарн и знал истинные причины её падения.
Ответа не последовало, но Алданон находил утешение в мысли, что он и так всегда старался искать правду, хоть и не раскрывал её до конца — однако же и никого не обманывал! Правда порой только хуже делала, но об этом моменте учение умалчивало.
Мастер Салхана как всегда шёл впереди, а Энна замыкала группу, держа Алданона и Форда под наблюдением, хотя большую часть времени она оглядывалась, с жадностью запоминая образ синей комнаты с пьедесталом, который теперь казался жертвенным алтарём. Они наугад выбрали коридор по центру, что освещался самым обычным ровным светом, миновали резкий поворот и остановились на пороге полутёмного зала с низким потолком. Как самая зоркая, Энна первой тихо предупредила о неладном: