— Время и материя — основные формы бытия, на которых строится физический мир, не беря в расчёт другие Планы, где даже Плетение не существует — но даже они подчиняются фундаментальным законам, которые мы пока не понимаем. Время определяет длительность и последовательность материи; оно вне нас, но также и внутри нас. На его течение мы повлиять не можем, в отличие от материи. С точки зрения сознания, время — это «пустое созерцание» определённого состояния материи. [1]
Несколько мгновений был слышен лишь треск костра; Ульфгар с каменным лицом смотрел словно через Алданона куда-то в открывшееся разуму пространство, а Форд, тактично кашлянув, попытался пошутить:
— Вот поэтому никто не выбирает школу Прорицания основной.
— Ого, как красиво сказано — «пустое созерцание», — с восторгом заметила Энна, и Алданон почувствовал гордость за свою школу.
— Правда, это сказал не я, а другой учёный, который скорее был философом, чем исследователем.
— Нет, я и про движение породы могу на диалекте Шанатан задвинуть такую же дичь — хрен вы разберётесь! Но я же хочу, чтобы меня поняли! — возмутился Ульфгар, хотя и продолжал улыбаться в бороду. — Все мы мастера своего дела, но давай условимся, парень, что говорим друг с другом на общем диалекте.
— Простите, я постараюсь, — Алданон в смущении опустил взгляд и попытался обойтись без сложных мыслей. — Опытные прорицатели могут проследить движение материи в будущее, но у мёртвых его нет, и в этом случае смотреть остаётся только назад — те события уже произошли, с ними проще работать, но не интерпретировать: прорицатель необъективен, он может понять видения только в рамках собственного мировоззрения — а для этого нужно как-то выйти за рамки общественных норм и морали.
— Поэтому Прорицание никогда не станет точным инструментом исследований, — подвёл итог мастер Салхана и стрельнул тяжёлым взглядом, отчего Алданон тут же растерял охоту что-либо рассказывать. — Мы не можем вдруг забыть о воспитании, истории и культурных традициях, с которыми выросли, и смотреть на мир подобно богу. Всё это лишь красивые идеалы, но не более.
Больше они к этой теме не возвращались. Ульфгар отвлёк Салхану картой, чтобы уточнить кратчайший путь, а Энна вскипятила воду с травами в котелке и разлила по чашкам, чтобы все могли согреться и спокойно лечь спать. Несмотря на усталость и подпорченное настроение, Алданон невозмутимо пил чай и крутил в ладони амулет Фейн.
На сей раз она сидела в воздухе, болтая ногами в сандалиях, поэтому воображение дорисовывало край крыши. Кто-то был с ней рядом, какая-то девушка — сестра или подруга, — с которой Фейн обсуждала свои планы на будущее:
«Как только папа вернётся, сразу поставлю его перед фактом, что в следующий раз поеду с ним… А тебе ещё рано, подожди. Опасно! Вот я освоюсь и заберу тебя с собой, клянусь!»
Всё чаще Алданон думал, что Фейн оставила амулет дома, когда ушла, потеряла или — всё возможно — закопала в знак прощания с прошлым. Других владельцев он не видел, как и её смерти, а значит, расставание было лёгким. Что бы с ней ни случилось после, как бы ни жгло любопытство, лучше пусть она будет вечно счастлива в прошлом, чем застрянет в агонии. Наверное, лишь образ Фейн до сих пор напоминал Алданону, что в мире существуют не только трудности, но и моменты беспечности.
Чужое касание оказалось неожиданностью, но Энна испугалась куда больше него: попятилась, прижимая к груди какой-то свёрток, а затем нервно рассмеялась.
— Прости, я такая бестактная! Ты не отвечал, нужен ли тебе спальный мешок — гамак вешать-то некуда… Рэндал упоминал, что ты впервые в экспедиции, но не стесняйся, спрашивай меня — просто помни, что глупых вопросов не существует!
Алданон невесело хмыкнул, представив, что Энна о нём думала после тирады про философию пространства и времени, но решил сразу воспользоваться возможностью:
— Кто такой Рэндал?
— Это настоящее имя мастера Салханы — он попросил называть его так, чтобы… ну… не вязнуть в формальностях. Мы давно вместе работаем, а я даже не подумала, что ты не в курсе, — почему-то глаза у Энны забегали, словно она выдала что-то запретное, но затем на лице вновь заиграла беззаботная улыбка. Она протянула мешок на вытянутых руках. — Бери, не пожалеешь! А если не понравится, то вернёшь.
Он пробормотал слова благодарности, и Энна быстро удалилась тушить костёр. Фейн к тому времени исчезла, и Алданон побрёл в палатку — готовиться ко сну. Дварфы уже улеглись, но на почтительном расстоянии друг от друга. Форд, согнувшись и кряхтя, забирался в мешок вперёд ногами, а когда улёгся, пригласительным жестом указал на место рядом. Ползти через чужие вещи казалось как-то неприлично, и Алданон уселся у самого входа, отложил рюкзак, размотал спальный мешок и провёл рукой по внутренней меховой стороне, затем пересел поудобнее, чтобы не таранить головой потолок, стянул ботинки и начал расстёгивать мантию.
Мастер Салхана и Энна вернулись вместе и по очереди протиснулись в дальний угол. Алданон пытался рассмотреть в темноте, как они будут себя вести, сколько одежды следовало оставить, чтобы не свариться внутри, но так и не разобрался. Странный мандраж наедине с незнакомыми людьми, хоть и коллегами (среди которых была женщина), сковал не только мысли, но и мышцы.
— Долго ещё возиться будешь? — из дальнего угла строго спросил мастер Салхана.
Скрепя сердце, Алданон кое-как влез в мешок по пояс, стянул мантию и рубаху через голову, затем кое-как спустил штаны. Он вытащил пижаму из рюкзака и снова стал копаться в недрах мешка, чтобы в тесноте умудриться влезть в штанины. Когда дело было сделано, Алданон искренне ликовал.
— Добрых снов, господа!
— Чудик, — буркнул Салхана — вроде и тихо, но так, чтобы все слышали.
Утром предстояло повторить тот же трюк с переодеванием, поэтому Алданон вышел последним, с мудростью, что брать пижаму в поход — не лучшая идея. Прошлую ночь никто ему не припоминал; в лагере кипела работа. Быстро собрав палатку и нагрузив лошадей, группа отправилась дальше.
Свежий воздух действовал как снотворное, и Алданон целый день чувствовал себя поднятым некромантом зомби, будто и не спал вовсе. Мышцы болели из-за тряски и неудобного седла, спину тянуло, а когда он влезал в спальный мешок, то долго не мог устроиться внутри — на пижаму сил уже не хватало. Насмотревшись на его мучения, Ульфгар посоветовал упражнения для разминки и вообще шевелиться побольше, даже если устал, и со временем Алданон начал привыкать к активному образу жизни.
Дни в дороге пролетали почти незаметно. Пейзаж вокруг тоже не менялся, пока не пришло время сходить с тракта. Перед этим им посчастливилось встретиться с торговцем, который рассказал об отгремевших недавно волнениях в Уотердипе, однако новая власть стремилась навести порядок как можно скорее. Закупившись дополнительными припасами, экспедиция свернула на тропу вдоль леса. Чем дальше они уходили на северо-восток, тем реже им встречались деревья, но каменистая равнина лучше просматривалась. Горы Мечей заслоняли собой горизонт и, казалось, простирались в бесконечность.
Ульфгар оживился и разговорился; проезжая очередной валун, он тыкал в него пальцем и сыпал интересными фактами из удивительного мира минералов:
— Горы растут — как эти ваши цветы: тоже пускают корни, издали начинаются, задолго до видимой вершины… Видите след из мелкой крошки? Это значит, что когда-то здесь был камнепад — во докуда долетело!.. Здесь, конечно, не сыщешь, но бывают тёмные, пепельные участки грунта — вулканические, когда лава застывает и формирует целые острова!
Алданон слушал с искренним интересом, да и Ульфгар ему нравился сам по себе: он был простым дварфом, без заморочек учёных мужей, говорил хоть и грубо порой, но действительно на простом языке, потому что любил свою работу. Эрн оказался сыном его троюродной сестры — впрочем, Алданон не удивился: все в дварфских кланах приходились друг другу родственниками.