– Пройдемся в темный уголочек…
Антоновна вывертывается из его объятий. С достоинством:
– Ну нет! Я не урод какой-нибудь, чтобы по темным уголкам прятаться, и не заразная!
Мужик жарко, хрипло, тихо:
– Ну посидим под стенкой покеда…
Антоновна решительно:
– И сидеть не хочу! Чем время зря терять сидевши, лучше сразу идти до места!
Мужик, низко свесив одну руку, прощупывает длинный, вроде кишки, карман:
– А почем?
Антоновна сговорчиво:
– С тобой сладимся. Не беспокойся, лишнего не возьму. Знаю, что в другой раз придешь. Только спроси Антоновну, меня тут каждый знает… А ты что, вдовый?
Мужик откровенно:
– Я с одной на фатере четыре года жил, потом у нас вышло расстройство, и она на той неделе к молодому ушла. Думает, с молодым будет мед! А я, покедова с новой с какой познакомлюсь, пришел вот сюда, к вам, – охоту сбить.
– И хорошо сделал, что пришел. Познакомишься со мной, постоянно будешь ходить.
– Я и сам не хочу трепаться зря – сегодня с одной, завтра с другой. Я люблю, чтобы все было к череду, по-семейному.
– Вот и идем со мной.
– А сколько ты с меня слупишь? Может, у меня и денег таких нету?
– Ну трешня-то найдется.
– Трешня – дорого.
– Это дорого? Раз в "Эрмитаже" мне один гражданин двадцать рублей дал!
– Тута не "Ермитаж". Тута воля. За место не платите.
– А сколько же для тебя не дорого?
– Рублевку дам, чтобы не торговаться. По своему достатку.
– Ополоумел, что ли? Кто же с тобой за рублевку пойдет?
– Не пойдет тута, в другом месте найду. Бабы, они везде бабы.
– Давай два!
– Полтора!
– Ну, идем. И это только для тебя. Вижу, что трудящий.
– Знамо, трудящий. Не буржуй.
Антоновна ведет мужика под руку к боковой стене, останавливается перед самым проломом – ходом в смежное помещение.
– Деньги вперед!
– Ладно, ладно.
– Не "ладно", а давай сейчас!
– На, на, не бойся.
Они низко наклоняют головы, проходят гуськом в пролом, исчезают за стеной.
Настя, в тени, под стеной, попыхивая папироской, кричит со своего места:
– Осиповна, за сколько она, за полтора пошла? Осиповна устало, в землю:
– За полтора.
IV
Под фундаментом задней стены, в одной из трех лисьих нор, в средней, в черной темноте вспыхивает желтым огоньком спичка и освещает две руки, отсчитывающие деньги. А в следу ющий момент оттуда вылезают на поверхность земли молоденькая Фроська и ее гость, мужчина средних лет с выбритым, строгим, почти свирепым лицом.
Фроська, здоровая на вид, цветущая, живая, в яркой шляпке, в короткой юбке, одной рукой стряхивает с колен землю, а в другой держит перед недовольно-удивленным лицом деньги:
– Сколько же вы дали?..
– Как договаривались.
И бритый-строгий, покаянно опустив в землю глаза, спешит к выходу из руин.
Фроська цепко виснет на его руке:
– Прибавьте полтинник на пиво!
– Довольно с вас. Достаточно заплатил.
– Ну, двугривенный на папиросы!
– Нет, нет. Не могу.
– Ну хоть гривенник на трамвай! Всего гривенник! Гривенника жаль?
– Не люблю, когда клянчат. Я ведь, кажется, с вами не торговался, считал неудобным, а сколько запросили, столько и дал. А вы и еще клянчите.
– Гражданин! Только гривенник! Я не прошу рубль! А другие и по три рубля мне дарят!
Бритый-строгий, чтобы отвязаться, с раздражением дает ей:
– Нате!
Фроська отпускает его руку:
– Вот теперь спасибо!
Останавливается в руинах, кричит ему вслед:
– Счастливо вам! Заходите в другой раз!
Прячет в чулок деньги, становится лицом к луне, пудрит перед зеркальцем нос, красит губы, румянит щеки, поправляет возле ушей кудряшки волос, запихивает под кофту на месте грудей два высоких комка тряпья, потом, оглядев всю себя и изобразив примерную дергающуюся походку, которой она сей час защеголяет по освещенным улицам Москвы, уходит из руин в город – за новым хорошим гостем.
Осиповна встает, идет, подсаживается к Насте, обращает ся к ее гостю:
– Гражданин, одолжите покурить.
Гость охотно угощает ее:
– Пожалуйста! Курите! Мне не жалко! Я такой человек! Каждому сочувствую!
Осиповна курит, наслаждается, сплевывает:
– А Фроська, шкуреха, опять на Неглинную побежала гостя ловить.
Настя пускает изо рта дым:
– Ну и что ж?
Осиповна прежним тоном:
– За сегодняшний вечер она уже шестерых приняла, за седьмым побежала. А вся ночь еще впереди.