– Пировали?
Шибалин приготавливает для нее место возле себя:
– Да. Подсаживайтесь. Берет бутылку:
– Тут еще осталось глотка два. Наливает ей.
Она с наслаждением выпивает:
– Шла и думала: где бы рюмочку выпить?
Маленьким нежным ртом ест пирожное, искоса скользит по фигуре Шибалина красивыми испытующими глазами. Шибалин наполняется волнением:
– Я еще в прошлый четверг вас заметил. Вы были тут с каким-то важным военным. Я тогда же решил встретиться с вами.
Ванда закусывает остатками:
– Встретиться недолго.
Осматривает качество его платья, обуви, шляпы.
– А вы что… где-нибудь служите?
– Нет.
– Чем-нибудь торгуете?
– Тоже нет.
– Как же так?
– Так. У меня свободная профессия.
– А-а, знаю.
Вздрагивает, перестает жевать:
– Почему вы так пронзительно на меня смотрите? Не смотрите так!
Шибалин мякнет, льнет к ней, обнимает за талию.
– Ваше имя?
– Ванда.
– Это настоящее или псевдоним?
– А вам не все равно?
Конечно, не все равно.
– Опять! Опять уставились на меня! Ну чего вы на меня так смотрите!
– Смотрю я на вас, Ванда, и думаю: как вас, такую яркую, такую интеллигентную, до сих пор никто из мужчин не прибрал к рукам?
– Мне нету счастья.
– Вы, пожалуйста, не удивляйтесь и не обижайтесь, если я буду расспрашивать вас, Ванда… Я слишком заинтересовался вами еще тогда… Скажите, Ванда, вы когда-нибудь любили?
– Надо иметь каменное сердце, чтобы не любить. Любила.
– Ну и что потом?
– Надо иметь мертвое сердце, чтобы оно не сдвинулось. Разлюбила.
– Это было когда?
– Давно.
– Вам сколько лет?
– Старая уже. Двадцать четыре. И больше ничего не буду рассказывать… Не люблю, когда расспрашивают! "Как", да "когда", да "почему", да "с кем в первый раз", да "с кем во второй"!..
– Противно!.. Если больше познакомимся, тогда при случае еще можно будет рассказать. А так – нехорошо. У вас есть курить?
– Пожалуйста.
Они закуривают, продолжают беседовать…
XXIII
Первый приличный гость, уже немолодой, в больших заграничных очках с круглыми стеклами в роговой оправе, заходит в руины, как к себе домой.
К Шибалину.
– Извиняюсь. К Ванде:
– Ванда, не знаете, Фрося свободна? Антоновна с своего места:
– Занята! Занята!
Первый приличный подходит к Антоновне:
– А скоро она освободится?
Антоновна:
– Нет. Не скоро. На квартиру взяли. На ночь. На извозчике приезжали. Какие-то богатые. Тоже в очках. Наверно, иностранцы.
Первый приличный в нерешительности стоит, раздумывает:
– А Настя?
– Настя, та скоро должна освободиться! Садитесь. Посиди те тут пока на камушке. А что, разве в театрах уже окончилось?
Гость:
– Да. Как раз сейчас разъезжаются.
Садится на тумбочку из кирпичей.
Второй приличный гость усиленно прячет лицо в поднятый воротник летнего пальто и под широкие поля шляпы. Глядит на Антоновну узенькой щелочкой между полями шляпы и краем воротника:
– Фрося тут? Антоновна:
– Нет и не будет.
– Где же она?
– В городе.
– А Настя?
– Настя, та скоро должна освободиться. Садитесь. Посидите на камушке вон за тем гражданином, вторым будете, они тоже ее дожидаются.
Второй приличный прячет от первого лицо, садится на тумбочку из кирпичей, в линию с ним, спиной к нему:
– Та-а-к… Антоновна:
– Должно, тоже из театра? Второй:
– Из театра.
Третий приличный, очень представительный, седой, в цилиндре, настоящий западноевропейский министр, в маленькой черной шелковой маске, к Антоновне:
– Здравствуйте, гражданка.
– Здравствуйте, гражданин.
– Фрося там?
– Нет, ей нету.
– А скоро будет?
– На этой неделе вовсе не будет.
– О! Что так?
– Уехала в деревню. Побывать.
– И давно уехала?
– Сегодня.
– В котором часу?
В десятом вечера.
– Немного не захватил! Жаль, жаль… А Настя?
– Настя тут. Садитесь там на камушке, где те двое муж чин сидят, третьим будете, они тоже ее дожидаются.
Третий, в маске, садится на тумбу из кирпичей, в линию с первыми двумя, тщательно пряча от них лицо, как и они от него:
– Тэ-экс… Антоновна:
– Из театра?
– Из театра.
Антоновна кричит в дальний угол:
– Одесса! Сбегай-ка туда, шумни там Настю! Скажи, чтобы поторапливалась! Много приличных гостей дожидаются!