Трое опять все враз:
– Я раньше!
И каждый тычет себя концом пальца в справедливую, готовую пострадать за правду грудь.
Из уст Насти вырывается крепкая брань.
Антоновна подходит, осторожно трогает рукой каждого гостя:
– Я видела: вот этот вперед пришел, этот потом, а этот
самый последний.
Первый:
– Да, да! Второй и третий:
– Нет, нет! Мы, можно сказать, вместе пришли!
Они встают, петушатся. Все трое собираются идти с Настей. Один забегает ей вперед, другой, третий…
Настя выходит из себя, кричит с решительным видом:
– Товарищи!.. Стойте!.. Нельзя же так!.. Должна же быть какая-нибудь очередь!.. Если бы было много народу, а то и всего-то три человека!..
К первому повелительно:
– Первый, идемте!
Первый подскакивает, идет за ней. Счастливо, с большим подъемом:
– Вот это действительно справедливость!
Второй и третий уныло остаются, садятся на свои места, сидят как прежде, спинами друг к другу.
Третий, в маске, ко второму, в воротнике, не оборачивая к нему лица:
– В таком случае, гражданин, во избежание повторения подобных сцен, нам с вами надо сейчас же заранее столковаться насчет очереди. Так сказать, сорганизоваться.
Второй высоко поднимает плечи, так что широкополая шляпа его кажется сидящей не на голове, а на плечах:
– Что значит "сорганизоваться"? Моя вторая очередь, и я больше ничего не знаю!
– Совершенно верно, гражданин, юридически вы, конеч но, правы. Но я хотел бы вас просить сделать мне одолжение: уступить вашу очередь.
– Ну, нет!
– Позвольте, позвольте. Дайте договорить. Дело в том, что я тороплюсь на Октябрьскую железную дорогу, к ленинградскому поезду.
– А почему вы знаете, что мне не к поезду? Может быть, и мне к поезду!
– Я этого, конечно, не знаю и потому еще раз очень усердно прошу вас уступить мне вторую очередь. Все-таки мы с вами оба культурные, интеллигентные люди…
– Гм… Если это не секрет, я хотел бы раньше узнать, зачем вам такая спешка в Ленинград? Вызывается ли это действительной необходимостью?
– Пожалуйста. Я профессор. Читаю лекции полмесяца в Московском университете, полмесяца в Ленинградском. Завтра моя лекция в Ленинграде…
– Про-фес-сор?.. А разве бывают такие… разъездные профессора?
– А конечно. Это и раньше практиковалось, практикуется и теперь. Меня приглашают читать даже в Стокгольм…
– В Стокгольм?.. Ого!.. Стало быть, вы… Ну, словом, хорошо, я уступаю вам.
Третий, в маске, приподнимает цилиндр, откланивается спи ной ко второму:
– Благодарю вас!
Второй делает то же и так же:
– Не за что!
Третий:
– Тогда, для верности, поменяемся с вами местами. А то, быть может, еще кто-нибудь подойдет.
Второй:
– Это верно.
Они встают, кружатся при луне друг вокруг друга. Второй, кружась, трогает за шляпу:
– Виноват-с!
Третий, кружась, трогает за цилиндр:
– Виноват-с!
Садятся на новые места.
Долгое время молчат.
Наконец третий нарушает молчание.
Сидит неподвижно на столбике из кирпичей, однотонно, очень раздельно, голосом вещателя, в лунное бездонное про странство:
– В этом мире самая большая сила в руках женщины… От женщины зависит, погибнуть миру или спастись… Как она захочет, так и будет… До сих пор она нехорошо хотела, и миру было нехорошо… Надо сделать, чтоб она хорошо захотела…
Умолкает.
Второй с тяжелым вздохом:
– Да… Легко сказать "сделать"… А как это сделать?
Качает головой.
XXV
Ванда кладет щеку на плечо Шибалина. Нежно:
– Ну что, дружок, довольно побеседовали? Теперь пойдем?
Шибалин прижимается к ней, закрывает глаза, говорит с закрытыми глазами:
– Нет, нет, посидим еще немножко… Одну минутку! Я сейчас закрыл глаза, и мне представилось, как будто вы не Ванда, а совсем-совсем другая: та, самая лучшая женщина в мире, которую я ищу… Та, самая идеальная, к которой я стремлюсь всю жизнь…
Ванда нетерпеливо:
– Нет, правда, гражданин, довольно сидеть! Давайте деньги да пойдем! А то вон Настя уже которого принимает, а я все только с одним с вами сижу.
Шибалин все время не раскрывает глаз, с нарастающей мукой:
– Ванда! Умоляю вас: не говорите ничего про деньги! Не упоминайте этого страшного слова: "деньги"! Вы такая красивая, такая нежная, такая неземная, светлая, лунная, и вдруг, точно обухом по голове: "деньги"!!!
– А как же вы думали? Без денег?
– Да не без денег! А только не надо об этом говорить! А то выходит так грубо, так некрасиво!
– А это тоже некрасиво, когда мужчины уходят, не заплатив! Разве мало за вами нашего пропадает!