Исключительно женская кучка, и нервный визгливый голос из середины:
-- Патриотки женщины! Не будем походить на мужчин, которые вот уже несколько месяцев колотят языками на митингах! Запишемся все как одна в "женский батальон смерти"!
Два других женских голоса, тонкий и толстый, затянувших вразброд:
-- Ур-ра!.. Ур-ра!..
-- Извиняюсь, товарищ, а вы почему не на фронте?
-- Я только что из больницы.
-- С такой сытой мордой, как у городового, и только что из больницы?
-- Да. Мне делали там операцию, вырезывали аппендицит. Кучка взволнованно кричит вокруг:
-- Пусть покажет! Пусть покажет!
Гражданин снимает ременный пояс, расстегивает пару пуговиц, приспускает штаны, заголяет живот, показывает на розовой коже красный шов бугорком.
Кучка молча щупает пальцами шов.
-- А ну-ка дайте потрогать.
Монах, в просторной черной рясе, волосатый, неопрятный, с хитрыми блудливыми глазками, сладкоречиво изрекает нажимающей на него кучке:
-- В Послании к галатам, глава первая, стих четвертый, сказано: "Да избавит нас Господь от сего века лукавого". Видите, православные, еще в древние времена было предугадано...
-- Ага, вот-вот, спасибо, отец, -- подбегает к кучке пожилой мужик, завидя монаха, и крестится: -- Помоги нашему малоумию...
Рядом по поводу появления монаха немедленно возникает новая кучка, трактующая церковный вопрос.
-- Леригия должна быть, а мощей нам не надо! Я первый поеду в Киев, в Печерскую лавру, и распорю там те куклы, деревянные колодки, обмотанные тряпками!
С неудовлетворенными лицами ходят от кучки к кучке отощалый мужик с отвислой нижней губой и остроглазая баба -- по всему видно, только что приехавшие из деревни.
-- "Долой", "долой", а насчет чего долой -- никто не знает, -- ворчит мужик, криво ухмыляясь и поглядывая на всех, как на врагов. -- Один болтает, надо идти всем на фронт, с немцем кончать. Другой зовет на городские склады окорока грабить.
-- Вот это было бы лучше, если бы окорока, -- произносит баба со злым выражением лица и щупает под мышкой, целы ли два порожних мешка.
-- Где тут Митенька? -- спрашивают у публики две дряхлые старушки, две древние подруги, обе одетые в черное, постное, как монашки.
-- Какого вам, бабушки, Митеньку? -- ласково отвечают им из публики.
-- А Митеньку. Братца. Слышим, все ходят сюда на Митеньку. Вот и мы собрались послушать его, родимого. А то братца Иванушку Колоскова слыхали, а Митеньку не приводилось слыхивать.
-- Тут не "Митеньку" слушают, бабушки, а митинг!
-- Митинг? Ну, значит, митинг. А мы думали "Митеньку"...
Услыхав слово "Митенька", за старушками увязывается молодой мужик с оголтелым лицом, тоже кого-то разыскивающий в необъятной толпе:
-- Бабушки, не знаете, а тот братец Митенька от германских пуль заговаривает? А то которых братец Иванушка Колосков заговорил, те все живые с фронта явились. Пуль германских полная одежа, а тело целехонькое, хучь бы что!
В качестве любопытных среди кучек проходит парочка влюбленных, молодой стройный подпоручик и по-весеннему нарядная воздушная барышня.
Подпоручик страстно прижимается к своей спутнице: -- Знаю, знаю, ты охладела ко мне оттого, что солдаты уже не отдают мне чести! Милая, умоляю тебя, не остывай ко мне, верь, старый режим еще вернется!
Как на сельской годовой ярмарке, через толпу черепашьим шагом продвигаются четверо нищих слепцов: апостольского вида старец, молодой мужик с лицом, изрытым оспой, опухшая девка, мальчонка с вихрастой высокой головой. Все с дорожными палками, с котомками, с чашками для сбора денег. Они держатся друг за друга, идут в один ряд, шеренгой, и поют стройным гнусавым хором с таким выражением лиц, точно их шеи затягивают петлей:
Вострепещет не-е-бо...
Попадают зве-ез-ды...
И восплачут лю-у-дие...
А если, нигде не останавливаясь, медленным шагом пройтись по всей площади, то можно услышать множество самых разнообразных выкриков, вылетающих сразу из нескольких кучек:
-- Тут много любителев мутить воду и ловить рыбку!
-- Товарищ, я бы вам ответил, да здесь дамы!
-- Пшеничная мука в Екатеринославе есть!
-- Митрополит Макарий восемьдесят тысяч одного жалованья получает!
-- Наполеон взял все в одни руки и победил!
-- У меня муж, мне комплиментов не надо, нахал!
-- Товарищ, разве вы не читали, что об этом писали в "Социал-демократе"?
-- А вы разве не читали, что это опровергали в "Социалисте-революционере"?
-- Тут сейчас всякое: и порядочные, и наш брат!
-- Граждане! У этого человека приклеенная борода! Бейте его!
-- В единении сила!
-- Наше Временное правительство работает, старается, Керенский даже каждый раз в обморок падает, Гучков на фронте даже простудился, кашляет, а вы говорите!
-- Зачем же вы берете меня за глотку!
-- Потому что я желаю вам возразить, а вы сказали свое мнение и бежите!
-- Что же я, до утра обязан тут стоять и слушать твое возражение?
-- Стой, собака, до утра! А пока я не выскажусь, я все равно тебя не отпущу!
-- Над нами вся Европа смеется, что мы не можем справиться со своей свободой!
-- Пущай смеется!
-- Граждане, больше всего вас предупреждаю: не слушайте тех, которые говорят за германские денежки!
Иван Иванович, а наша Зинка-то -- слыхали? Все радуются полученной свободе, а она, дура, в слезы: не придется, говорит, теперь мне по политическому делу посидеть в тюрьме, а так хотелось!
-- Товарищи, не ходите на эти уличные митинги, мы на них только расстраиваемся!
-- Сам говорит, а сам всегда ходит!
-- Войны хочет только тот, кто не был на фронте!
-- А ты был?
-- Нет, но пойду.
-- Когда же?
-- Когда все пойдут.
-- Гражданин, извиняюсь, за что вы меня ударили по морде, когда я этого даже не говорил!
-- Вы этого не говорили, но оно касается к этому!
-- Глядите! Пятьдесят шестой полк идет с плакатами: "Долой Временное Правительство"! Ур-ра-а!.. Сейчас полк на той улице схватится с "женским батальоном смерти"! Идемте смотреть! Ур-ра-а!..
-- Товарищи, не слушайте их, слушайте меня, я только пять дней как из германского плена!
-- Навряд за пять дён такую личность наешь!
-- Граждане, смотрите все на меня: завтра еду на фронт!
-- Вы уже третью неделю это говорите!
-- А вы, наверное, нерусские!
-- Теперь вся власть в наших руках, и мы должны требовать, чтобы дамы и барышни не носили на себе золота и брильянтов и чтобы они сняли шелковые чулки, потому что это оскорбляет народное чувство!
-- Выдают по три четверти фунта хлеба и хотят, чтобы я хорошо им работал! Это если мух сгонять с человека, и то долго не продержишься на такой пище!
-- Хлеба нету, а все через что? Через волю!
-- Тетка, остерегайся словами!
-- Расходитесь, товарищи, по домам! Совет Рабочих Депутатов просит!
-- А ты чего не расходишься! Сам говоришь, а сам не расходишься!
-- Вы это говорите с явно провокационной целью!
-- Ты сам провокатор!
-- Не тыкай, а то я тебе сейчас как тыкну! Я тут двоим уже тыкнул!
-- Тут есть которые заблуждающие, а есть которые подкупные!
-- Во всех конмиссариатах сидят одни длинноносые!
После войны мы их со всех местов ссадим!
-- Ссадишь!
-- Граждане, мне у вас тут в Москве сказали, что я теперь равноправный гражданин. Какой же я равноправный, когда у другого все есть, а у меня ничего! Где я могу стребовать, что мне полагается? А на жену тоже дают?
-- Извиняюсь, товарищ военный! Разве я их мотивировал? Это они меня мотивировали и в печенку, и в селезенку, и в закон, и в веру, и в Бога!