-- Откуда ты все это знаешь? Не член ли ты лавкома?
-- А понятно, член. И приказчики мне все на заведующих показывают.
-- А-а! Чего же ты раньше не сказала, что ты член лавкома? Об этом надо было сразу сказать. Еще имеешь что-нибудь заявить?
-- А понятно, имею.
-- Ну заявляй, заявляй. А то время твое истекает.
-- Ваньку знаете?
-- Какого Ваньку?
-- Ну Ваньку. Неужели Ваньку не знаете?
-- Ты скажи, какого? А то я, может, двадцать Ванек знаю!
-- Ну Ваньку. Старшего приказчика из мясной лавки ЦРК. Так вот этот Ванька ведет дружбу с шулейковскими частниками, отпускает им мясо по пониженным ценам. Подойдет рабочий или работница к хорошему куску мяса, спросит почем, -- Ванька оценивает кусок как первый сорт, по семьдесят две копейки кило. Потом подходит к тому же жирному куску частник, мануфактурист с нашего базарчика или обувщик, или галантерейщик. Ванька засмеется от радости, что видит их, и расценивает для них тот кусок уже как второй сорт, по пятьдесят три копейки кило. И нам, пролетариям, по пониженной цене попадает мясо только изрубленное на мелкие кусочки, просто сказать, обрезки, которые иначе никому не спихнешь.
-- Все сказала?
-- Нет. Про манную крупу еще ничего не говорила. Привезут в ЦРК мешок манной крупы, расхватают всю за час, за два, кому надо и кому не надо, а потом опять жди ее полгода, и матерям бывает нечем кормить малых детей. Манную крупу надо выдавать по удостоверениям только тем матерям, у которых есть дети до двух лет.
-- Об этом заяви в охрану материнства и младенчества. Все? Кончила?
-- А про хлеб надо? Все равно уж скажу и про хлеб. Сейчас, чтобы в пекарне ЦРК получить норму хлеба, надо простоять в очереди полдня. И хлеб дают плохого качества, неукисший, сырой, мятый, с палками, с мочалой. И раньше опыливали буханку мукой, а сейчас мякиной, попадаются перья, а то и земля.
-- Что же ты предлагаешь?
-- Чтобы прекратить очереди и разгрузить пекарни, мы, женщины, домашние хозяйки, предлагаем выдачу печеного хлеба заменить для желающих мукой. Весь народ кинется на муку, и всем сразу станет легче: и пекарям, и покупателям хлеба.
-- Ой-ой-ой!.. Ты уже знаешь сколько лишних минут проговорила?.. А мы-то слушаем тебя!.. А мы-то сидим и молчим!.. И ни один не смотрит на часы!.. Вот завлекла!.. Ха-ха-ха...
-- Ну, где уж там завлекать. Завлекать -- не те годы.
XIV
-- От счетно-конторских служащих! Товарищ Самокатов!
-- Товарищи! Что можно рассказать в пять минут? Конечно, только самые пустяки. Серьезного, научного, вычитанного из книжек ничего не расскажешь, хотя здесь, я вижу, больше половины собрания нуждаются в этом. Ну, тогда расскажу вам пустяк на пять минут. Когда наш завод No 2 решил распродать кое-какой остаток бывшей господской мебели, то единственным покупателем всей обстановки явился комендант завода, товарищ Хачипуров, член партии, с боевыми заслугами в прошлом. А я, как не за страх, а за совесть сочувствующий советской власти, как раз в то время находился в добровольных сотрудниках районного РКИ, в подсекции разбора жалоб и заявлений от мирных жителей. Ну и, конечно, половина всех жалоб, которые к нам сыпались в то время, была посвящена покупке товарища Хачипурова заводской мебели. Редко какой житель Шулейки не писал нам об этом. Население, можно сказать, в один голос показывало, что т. Хачипуров "единолично, втихомолку, а также по слишком низкой цене" завладел всеми этими люстрами, вензелями, брензелями и прочей графской дребеденью. Не скрою, я сам, как и многие шулейковцы, тоже давно ожидал этой распродажи, имея в виду приобресть для себя в рассрочку пару английских кроватей с никелированными головками. Не лично я, конечно, а моя жена. И вот, получив множество заявлений от возмущенных граждан, я, конечно, сейчас же бросился собирать полномочное число членов комиссии, с которой и нагрянул на квартиру товарища Хачипурова. Но, несмотря на всю мою спешку, оказалось, мы опоздали. Когда мы подошли к квартире коменданта, там разгружали уже последнюю подводу, с барахлом. Сам Хачипуров находился в квартире, сидел на застеленной английской кровати и держался рукой за никелированную шишку. Ну что нам было делать, не стреляться же с ним! И мы ограничились тем, что проверили формальную часть покупки и, найдя все в полном порядке, ни с чем ушли. Ясно, что его предупредили. Товарищи! Такое поведение сознательного партийца я называю нездоровым подходом к экономическому вопросу. Вылазка коммуниста к графской мебели, я уверен, разлагающе повлияет на отсталую часть рабочей массы. Тем более что среди мебели попадались неплохие вещички, которые каждый не прочь был бы купить. Лично мне моя жена всю жизнь не простит тех двух кроватей с никелированными шишками. Будет вечно корить: "Зачем же ты, разиня, в РКИ сидел! Другие хотя с пользой сидят"...
-- Ну, довольно, довольно, Самокатов, твои минуты прошли, садись, не трепись! Следующий по списку: Гу-ля-ев!
-- Отказываюсь!
-- Почему?
-- Про мебель графскую хотел рассказать. Тоже тогда в РКИ жалобу на Хачипурова подавал.
-- Ну тогда Бегунов выходи! Бегунов!
-- Тоже отказываюсь!
-- А ты почему?
-- Тоже про графский шурум-бурум желал высказать.
-- А еще кто-нибудь из записавшихся ораторов есть, которые тоже рассчитывали про графский хлам говорить?
-- Есть! Есть!
-- Тогда поднимите руки, и я сразу вычеркну вас из списка, чтобы потом не терять времени зря, не вызывать! Ого, сколько! Порядочно!.. В верхнем ярусе тоже есть... Раз, два, три...
-- Товарищ председатель, а, товарищ председатель! Объясните, что же это такое? У вас в президиуме опять курят! Вношу два внеочередных предложения: или немедленно всем снова начать курить в зале, или у всех членов президиума отобрать папиросы! Нельзя быть до такой степени мальчиками! Раз постановлено было не курить -- значит, не курить! А у нас одни подчиняются, другие нет! Старые терпят, молодые курят! Только людей выводите из терпения! Лично я прямо не знаю, что сейчас могу наделать! Для решения этого вопроса и чтобы дать желающим покурить, прошу объявить перерыв!
-- Объявляется перерыв на пять минут!
XV
-- Товарищ Певунов, мы тебя знаем, ты большой любитель поговорить, а времени у нас, сам видишь, мало, так что ты, пожалуйста, сообщай только факты, какие знаешь, только голые факты!
-- Хорошо. Так и сделаю. Факт первый: прислали к нам в цех из-за границы три ненужных станка. Кто прислал, кто выписывал, этого до сего дня не удалось выяснить, хотя стоят эти станки у нас в цеху уже полтора года. Стоят? Ну и пусть себе стоят. Портятся? Ну и пусть себе портятся. Никому не нужны? Ну и пусть себе не нужны. Гомза заплатила за них валютой громадные деньги? Ну и пусть себе заплатила. Не из нашего же кармана она платила. Так прошло полтора года, и про историю со станками стали забывать... Когда вдруг я как-то разозлился и под влиянием аффекта, минуя все профсоюзные инстанции, передал дело об импортных станках прокурору. И сейчас, через полтора года, прокурор повел это дело в спешном порядке. Факт второй: красуется в столовке нашего цеха кипятильник "Титан", поставленный там давно, еще когда Шулейке угрожала холера. Но беда в том, что "Титан" все эти годы только стоит в столовой, но не работает: прислали неисправным. И рабочие прозвали его "Золотым Титаном" и вот почему. Ежегодно на него ухлопывается масса денег -- то на ремонт, то на реконструкцию, то на покраску. А толку с него по-прежнему ни на грош: не действует. Тогда однажды выписали для него насос -- для механизации, -- воду в него помпой накачивать, что делалось раньше вручную. Но и насос, как на смех, прислали неисправным, и теперь ни "Титан" не работает, ни насос не действует. Тогда стали ассигновывать средства на правку, реконструкцию и перекраску насоса. Тут я как-то рассердился и через голову всех промежуточных властей направил дело о "Золотом Титане" прямо к прокурору. Факт третий, мелкий, -- все факты нарочно выбираю мелкие, потому что крупные вы сами заметите. Наш клуб получил средства на выписку для клубной читальни подписных периодических изданий. Но вместо этого завклуб сейчас же на те деньги приобрел для себя и для своего помощника два хороших портфеля. И у нас есть читальня, но на этот год без газет и журналов, а зато с двумя завами и с двумя хорошими портфелями. Дело это, благодаря мне, уже у прокурора. Факт четвертый: на конном дворе завода No 4 хиреют лошади. Хиреют и хиреют! Сбруя никуда не годится, протирает на теле раны... Копыта сбиты, не подкованы вовремя... И никто не обращает на это никакого внимания: ни конюха, ни шорник, ни ветфельдшер, ни кузнец, ни заведующий конным двором... Раз иду, а одна лошадь во время работы пала на месте, на заводском дворе, поперек рельсов узкоколейки. Через час дело о павшей лошади уже находилось на внеочередном рассмотрении у прокурора.