Шибалин вдохновляется все больше, уходит в свою теорию все глубже, говорит все резче... А Вера, слушая его, незаметно возвращается к своему личному горю. С безграничной печалью глядит она в сторону и, как бы сама с собой, тихим, глубоко несчастным голосом повторяет:
-- Что же мне теперь делать?.. Что же мне делать?..
Шибалин подчеркнуто-грубо:
-- Стараться больше не встречаться со мной -- никогда, нигде! Это самое главное из того, что тебе сейчас нужно! А остальное само собой наладится... Время залечит все раны... Явится у тебя, когда надо будет, и новая привязанность...
Демонстративно достает из кармана часы, глядит, морщит лицо, как бы поражаясь, что уже так поздно.
Вера вся вспыхивает. На момент теряется, потом говорит быстро-быстро:
-- Не смотри, не смотри на часы! Сама знаю, что пора уходить! Аудиенция у Его Величества мужчины окончена!
И хочет встать и не может -- слишком кипит в груди! Сидит, ломает пальцы рук. Под кожей ее лица пробегают нервные вздрагивания...
Шибалин в то же время ворчливо, в землю:
-- Говоришь, знаешь, что пора, а не уходишь...
Вера с выражением такой боли, такой обиды, как будто ее хлестнули по щеке:
-- Не может без оскорбления! Не может! Не может без плевка! Не может!
Собирает все свои силы, вскакивает. Стоит к нему спиной, судорожно потягивается, корчится вся.
Шибалин по-прежнему угрюмо, медленно:
-- Вот видишь, чем дольше ты сидишь со мной, тем больше портишь себе настроение. А если бы ушла раньше...
-- Конечно, теперь я тебе не нужна! -- говорит с содроганием Вера, не глядя на него. -- Я была тебе нужна только до славы, только до известности! А теперь -- согласно новой своей теории -- ты рассчитываешь выбрать себе подругу из "женщин всей земной планеты!". Ну и выбирай! Мешать не буду! Выбирай, выбирай, желаю тебе полного успеха в этом, пол-но-го ус-пе-ха! Оставайся здесь, сиди, наблюдай, выслеживай, выуживай дурочек, "Каппочек!". Проводи в жизнь свою новую, упрощенную, ар-хи-сво-бод-ну-ю теорию!
Резко, неприятно, как ненормальная, хохочет уходя:
-- Ха-ха-ха!
Шибалин, оставаясь сидеть, низко свешивает со скамьи голову...
Вдали, в глубине парка, некоторое время спустя духовой оркестр рядом мощных коротких аккордов начинает энергичный, зовущий на битву, на борьбу марш.
Шибалин поднимает голову и чувствует, как этот марш вливает в него волны новой бодрости, новой силы, новой уверенности в своей правоте.
XIII
Шибалин долго ходит по главной аллее, всматривается в лица гуляющих женщин, мужчин -- но все же больше в лица женщин -- старается разгадать этих незнакомых ему людей, узнать, чем каждый из них доволен в своей жизни, чем недоволен, какими живет стремлениями, какими тешит себя надеждами...
Наконец, утомившись ходить, он падает на первую попавшуюся скамейку рядом с молодой женщиной в платочке, с простым рябым дурковатым лицом.
И Шибалин, настроенный философски, начинает думать об этой женщине: вот рядом с ним сидит женщина, сидит человек, ему незнакомый, и в этом человеке заключен целый мир, совершенно неведомый ему, навсегда закрытый для него...
Кто эта женщина?
Почему она здесь одна?
О чем она сейчас думает?
Как она отнеслась бы к его идее, убивающей в корне и тоску одиночества, и другие человеческие личные беды?
Шибалин смотрит на женщину в платочке, потом отворачивается от нее, громко вздыхает и с большим чувством произносит вслух, обращаясь не то к женщине, не то к самому себе:
-- Черт возьми!.. Скверно устроен свет!.. В Москве больше двух миллионов жителей, а обмолвиться живым словом, поговорить по-человечески не с кем!.. Раз-го-ва-ри-вать с "не-зна-ко-мы-ми" вос-пре-ща-ет-ся -- ха-ха-ха!..
Потом обращается уже к ней:
-- Соседка!.. Помогите мне понять такую вещь: почему разговаривать с "незнакомыми" считается недопустимым?.. И вообще почему люди делят себя на "знакомых" и "незнакомых"?.. Почему бы всем жителям земной планеты раз навсегда не сговориться считать себя "знакомыми" между собой?.. Между прочим: когда я развиваю подобную мысль, находятся умники, которые принимают меня за сумасшедшего... Ну, а вы, соседка, как думаете об этом?.. Каково ваше мнение на этот счет, мнение человека, так сказать, выхваченного мною из массы?
Женщина в платочке сидит боком к Шибалину, молчит, не двигает ни одним мускулом, точно парализованная.
-- Чего же вы молчите? -- внимательно присматривается к ней, к одной ее щеке, Шибалин.
Женщина в платочке перестает свободно дышать, незаметным движением постепенно поворачивается к Шибалину спиной.
И в дальнейшем Шибалин разговаривает уже с ее затылком.
-- Гражданка!.. Будьте добры, скажите -- мне это очень важно знать, -- что вы переживаете, какие чувства, какие мысли, когда вдруг с вами заговаривает человек, лично вам незнакомый, т. е. не представленный вам третьим лицом, как, скажем, в данном случае я?..
Женщина в платочке не издает ни звука, незаметно отъезжает от Шибалина к концу скамейки.
-- Вы молчите... -- утвердительно замечает Шибалин вслух, тоном ученого, передающего свои наблюдения третьему лицу для записи в соответствующий журнал. -- И я вижу, как весь ваш организм, как какой-нибудь сосуд, снизу доверху наполняется чувством растущего суеверного страха. В общем это, конечно, замечательно... Но только, если смотреть на это с точки зрения научной, объективной... Что же касается лично моего отношения к этому, то ваше молчание кажется мне странным, очень странным. Скажите, а как вы сами понимаете его?.. В чем тут, собственно, дело?.. Какое я совершаю против вас преступление, когда заговариваю с вами, не будучи с вами "знаком"?..
Женщина в платочке сидит на самом кончике скамейки, затылком к Шибалину и продолжает молчать.
Шибалин, глядя ей в спину, восклицает тоном удивленного восхищения:
-- Как это, однако, хорошо!.. Ах, как интересно!.. Какая все-таки роскошь!.. Кто бы мог этому поверить, а между тем это действительно так: вы молчите и молчите!.. Ваше молчание дает мне так много, так много!.. И в данную минуту я очень благодарен вам за него, очень!.. Давно мое сердце не билось так, как бьется сейчас!.. Но, гражданка, помолчали и -- довольно!.. Для меня, для моей науки, для моей идеи вашего молчания вполне достаточно!.. Теперь скажите мне хотя несколько поясняющих слов, ответьте на вопросы, которые я вам только что ставил! Ну, говорите же!
Женщина в платочке совсем съезжает со скамейки, висит седалищем в воздухе, рядом со скамейкой. На искаженном паникой ее лице, на готовой к прыжку позе написано, что она рада бы сорваться с места и побежать, да только не решается сделать первое движение, как не решаются убегать от злых собак.
-- Ну, пророните хотя одну фразу, и с меня будет довольно! Мне для моего дела очень важно узнать, какая будет эта фраза! Скажите, не будет ли она ругательством по моему адресу? А? Я угадал? Да? Нет? Но отчего же вы все молчите? Объясните, наконец!
Женщина в платочке, согнувшись вдвое, продолжает висеть в воздухе рядом со скамьей. Вот она обоими указательными пальцами, как пробками, демонстративно затыкает оба уха.
Шибалин при виде этого откидывается на спинку скамьи и раскрывает от удовольствия рот.
-- Замечательно, замечательно! Необыкновенно, необыкновенно! Прекрасно, прекрасно! Такого, -- он затыкает себе оба уха, -- такого нарочно не придумаешь! Я страшно рад! В погоне за великими открытиями люди снаряжают экспедиции на Северный полюс, проектируют полеты на Луну! Но зачем это делать, зачем так далеко ходить, когда не менее грандиозные открытия каждый из нас может делать у себя под рукой! Что может, например, сравниться с открытием, которое я сделал сейчас? Разве не поучительно было бы, к примеру, выяснить, сколько "куль-тур-но-му" человечеству понадобилось ухлопать "об-ще-ствен-ной" работы для того, чтобы до такой степени оболванить живого человека?..