С пьяненьким сожалением оглядывает себя, свое тело:
-- Разве раньше я такая была?
Щупает свой затылок:
-- Ишь зашеина как поменьшела!.. А раньше она вот такой толщины была!.. Раньше я кругом была толстая да красная, как наливная... А теперь?..
Обнажает одну ногу, поднимает, разглядывает, кладет ее на ногу Шибалина:
-- Хотя я и теперь тоже еще ничего -- против других... Правда, гражданин?..
Антоновна наставительно со своего места:
-- Настька! Ты хоть и выпивши, а все-таки женщина и должна перед хорошим мужчиной стеснение иметь!
Настя продолжает с удовольствием прощупывать свою обнаженную ногу:
-- А что я такого делаю?.. Девушки, которые очень худые, те, безусловно, должны перед мужчинами стеснение иметь... А я все-таки еще не до такой степени... Кое-что у меня еще есть...
Пьяно наваливается на Шибалина, трудно бормочет неповоротливым языком:
-- Слушай, гражданин, что я тебе скажу... Живи со мной!.. Чем таскаться от одной к другой... Наймем в Сокольниках койку... Ты будешь на службу ходить, я буду хозяйство весть...
Шибалин весело хохочет. Настя, глядя на его смех:
-- Ты не смейся, не думай, я не деревенская!.. У меня вся родня приличная: отец кучером ездит на шоколадной фабрике, мать домовая прачка, старший брат дамским парикмахером занимается!..
Шибалин сотрясается от здорового, беззаботного, детского хохота, сидя при луне на кирпичах. Настя продолжает свое:
-- Согласны?.. А?.. Все равно лучше меня во всей Москве никого не найдешь... Если ты с ног до головы оденешь меня во все новое, шикарное, я никогда тебе не изменю... Самое первое, самое необходимое для семейной жизни у меня уже есть: самовар, два утюга, помойка. Вот рубаха на тебе чистая, а я по запаху слышу, что она как следует не прополосканная... А если будешь со мной жить, все белье на тебе будет прямо кипельное!.. А пироги какие умею я пекти!.. Под праздник будем ставить свои хлебы...
Молодой франт в ярко-зеленом шарфе, с длинными, до колен болтающимися концами, в черно-белом клетчатом модном кепи входит в руины. Тоном повелителя:
-- Настя!
Настя Шибалину тихо:
-- Сказать, что занята?
-- Нет, отчего же? Иди.
-- А как же ты?
-- Я все равно другую жду.
-- А то смотри... Это свой человек... Служит в...
Она говорит Шибалину на ухо, где он служит.
-- ...Так что он мог бы какие-нибудь полчаса подождать, если ты хочешь пойти со мной...
-- Нет, нет, Настя. Иди.
Достает кошелек, дарит ей несколько монет.
Франт прохаживается в стороне, с нетерпеливым видом марширует. Приостанавливается, смотрит вбок через плечо, капризно:
-- Нас-тя!
Настя благодарит Шибалина, прощается, прячет деньги, бежит, пошатывается, торопится съесть на ходу еще одно пирожное:
-- Иду, иду! Подходит к франту:
-- А долг принес?
Делает шаг назад, стоит, упирается, не хочет идти за ним в пролаз:
-- Тебя спрашивают: долг принес?
Франт молча бьет ее по шее, она кричит, он бьет еще, схватывает ее за шиворот, пригибает к земле, ударяет коленом в зад, она пролетает впереди него в пролаз.
XXII
Ванда -- очень красивая, в кроваво-красной широкополой шляпе, тонкая, воздушная благодаря лунному освещению, является из города в руины, гордо шествует по залу, точно делает смотр своим войскам, замечает на куче кирпича Шибалина, приостанавливается, вопросительно улыбается ему, он делает ей легкий утвердительный кивок головой, тогда она смело идет прямо к нему. Глядит на бутылки, на бумажки, игриво:
-- Пировали?
Шибалин приготавливает для нее место возле себя:
-- Да. Подсаживайтесь. Берет бутылку:
-- Тут еще осталось глотка два. Наливает ей.
Она с наслаждением выпивает:
-- Шла и думала: где бы рюмочку выпить?
Маленьким нежным ртом ест пирожное, искоса скользит по фигуре Шибалина красивыми испытующими глазами. Шибалин наполняется волнением:
-- Я еще в прошлый четверг вас заметил. Вы были тут с каким-то важным военным. Я тогда же решил встретиться с вами.
Ванда закусывает остатками:
-- Встретиться недолго.
Осматривает качество его платья, обуви, шляпы.
-- А вы что... где-нибудь служите?
-- Нет.
-- Чем-нибудь торгуете?
-- Тоже нет.
-- Как же так?
-- Так. У меня свободная профессия.
-- А-а, знаю.
Вздрагивает, перестает жевать:
-- Почему вы так пронзительно на меня смотрите? Не смотрите так!
Шибалин мякнет, льнет к ней, обнимает за талию.
-- Ваше имя?
-- Ванда.
-- Это настоящее или псевдоним?
-- А вам не все равно?
Конечно, не все равно.
-- Опять! Опять уставились на меня! Ну чего вы на меня так смотрите!
-- Смотрю я на вас, Ванда, и думаю: как вас, такую яркую, такую интеллигентную, до сих пор никто из мужчин не прибрал к рукам?
-- Мне нету счастья.
-- Вы, пожалуйста, не удивляйтесь и не обижайтесь, если я буду расспрашивать вас, Ванда... Я слишком заинтересовался вами еще тогда... Скажите, Ванда, вы когда-нибудь любили?
-- Надо иметь каменное сердце, чтобы не любить. Любила.
-- Ну и что потом?
-- Надо иметь мертвое сердце, чтобы оно не сдвинулось. Разлюбила.
-- Это было когда?
-- Давно.
-- Вам сколько лет?
-- Старая уже. Двадцать четыре. И больше ничего не буду рассказывать... Не люблю, когда расспрашивают! "Как", да "когда", да "почему", да "с кем в первый раз", да "с кем во второй"!..
-- Противно!.. Если больше познакомимся, тогда при случае еще можно будет рассказать. А так -- нехорошо. У вас есть курить?
-- Пожалуйста.
Они закуривают, продолжают беседовать...
XXIII
Первый приличный гость, уже немолодой, в больших заграничных очках с круглыми стеклами в роговой оправе, заходит в руины, как к себе домой.
К Шибалину.
-- Извиняюсь. К Ванде:
-- Ванда, не знаете, Фрося свободна? Антоновна с своего места:
-- Занята! Занята!
Первый приличный подходит к Антоновне:
-- А скоро она освободится?
Антоновна:
-- Нет. Не скоро. На квартиру взяли. На ночь. На извозчике приезжали. Какие-то богатые. Тоже в очках. Наверно, иностранцы.
Первый приличный в нерешительности стоит, раздумывает:
-- А Настя?
-- Настя, та скоро должна освободиться! Садитесь. Посидите тут пока на камушке. А что, разве в театрах уже окончилось?
Гость:
-- Да. Как раз сейчас разъезжаются.
Садится на тумбочку из кирпичей.
Второй приличный гость усиленно прячет лицо в поднятый воротник летнего пальто и под широкие поля шляпы. Глядит на Антоновну узенькой щелочкой между полями шляпы и краем воротника:
-- Фрося тут? Антоновна:
-- Нет и не будет.
-- Где же она?
-- В городе.
-- А Настя?
-- Настя, та скоро должна освободиться. Садитесь. Посидите на камушке вон за тем гражданином, вторым будете, они тоже ее дожидаются.
Второй приличный прячет от первого лицо, садится на тумбочку из кирпичей, в линию с ним, спиной к нему:
-- Та-а-к... Антоновна:
-- Должно, тоже из театра? Второй:
-- Из театра.
Третий приличный, очень представительный, седой, в цилиндре, настоящий западноевропейский министр, в маленькой черной шелковой маске, к Антоновне:
-- Здравствуйте, гражданка.
-- Здравствуйте, гражданин.
-- Фрося там?
-- Нет, ей нету.
-- А скоро будет?
-- На этой неделе вовсе не будет.
-- О! Что так?
-- Уехала в деревню. Побывать.
-- И давно уехала?