Выбрать главу

Глава вторая: Пленники Пустоты

Выход из анабиоза я перенёс тяжело, но он ни для кого не бывает лёгким. Непросто возвращаться к жизни после пусть временного, но всё же небытия. Но в себя я сумел придти довольно быстро. А первое, что увидел, открыв глаза, то, что рядом с капсулой стоял капитан. Но, если сказать честно, узнал я его не сразу. Он очень похудел, на лице резко и угловато выступили скулы, а кожа стала болезненно-бледной. Как только я его узнал, сразу же спросил с нешуточной тревогой:

– Что случилось? Вы нездоровы?

– Не всё так просто, Вик, не всё здесь так просто… - Голос у капитана был тихий и усталый, - Вот что, стажёр, сейчас ты приведёшь себя в порядок, потом позавтракаешь. Я буду ждать тебя в главной рубке, постарайся не задерживаться. - Сказав это, капитан, сильно покачиваясь, вышел из анабиозного отсека.

В тот момент я ещё совсем ничего не понимал, хотя то, что на корабле творится что-то неладное, чувствовалось определённо и однозначно. Я постарался вспомнить инструкции по анабиозу и, действуя согласно им, растёр свои закоченевшие мышцы. От этого почувствовал себя немного лучше и сумел подняться на ноги. Повернулся, чтобы достать из шкафчика одежду… И то, что я увидел, повергло меня в такой ужас, что я буквально оцепенел. Из десяти анабиозных капсул, что стояли здесь, восемь оказались заняты. Весь экипаж лежал в них, только за исключением капитана и пилота Миши. Измождённые и искажённые болью лица, открытые, ничего не видящие глаза… А над каждой капсулой горит холодный жёлтый огонек бессрочного анабиоза. Как только я смог побороть оцепенение, схватил одежду и, одеваясь уже на ходу, понёсся в главную рубку. Я должен был без промедлений узнать, что же здесь творится, что произошло, что за ужас поселился на корабле.

Капитан оказался не в рубке. Он стоял, привалившись спиной к стене, в десятке шагов от неё:

– Ты уже всё видел? - спросил он и, не дожидаясь ответа, попросил, - помоги мне добраться до своего места, я болен и сильно ослаб, но это не заразная болезнь.

Я помог ему опереться на меня и снова спросил:

– Что здесь случилось?

– Об этом чуть позднее, - мы вошли в рубку, и я помог капитану сесть в кресло. Капитан дышал очень тяжело, но всё же найдя в себе какие-то силы, сумел улыбнуться, - Миша, посмотри, Вик пришел.

Сидящий в кресле пилот никак не отреагировал на эти слова. И мне в этот момент показалось, что он вообще не дышит. Капитан тут же, очень поспешно, надел на себя пилотский шлем и только тогда сказал:

– Вик, посмотри, жив ли он?

Я взял пилота за руку и нащупал пульс, он был хоть и слабый, но ровный:

– Живой.

– Он сдал намного сильнее меня. Мы здесь ничем не сможем ему помочь… Сможешь положить его в анабиоз?

– Постараюсь.

– Действуй. Безусловный анабиоз. Он уже достаточно намучился.

Пилот неожиданно оказался совсем лёгким, словно мальчишка, а не взрослый человек. Будь я в своём обычном состоянии, то донёс бы его до медотсека играючи. Но последствия анабиоза ещё давали себя знать, и всё получалось у меня только с немалым трудом. Но я сумел дотащить Мишу до капсулы и уложить внутрь. Одежды снимать не стал, ибо все, кто сейчас лежали в капсулах, были одеты. Но когда я уже собирался нажать жёлтую кнопку, Миша очнулся и открыл глаза.

– Всё будет хорошо, - сказал я, потому что ничего другого просто не мог сказать.

Как ни странно, он меня узнал, едва заметно улыбнулся, подмигнул и беззвучно, одними губами, сказал:

– Спасибо, Вик. До свидания, стажёр, держись.

Я нажал на жёлтую кнопку и, как только крышка захлопнулась, побежал обратно в рубку.

– Он в анабиозе, - сказал я капитану, - а теперь всё-таки объясните мне, что произошло на корабле.

– Спасибо за Мишу… Садись, сейчас я постараюсь объяснить всё, что случилось со звездолетом. Слушай и запоминай, во второй раз я это уже не расскажу… - капитан вздохнул и начал. - До Земли оставалось пятнадцать дней полёта. "Игла" шла в Пустоте через её особое стабильное возмущение, которое мы называем "Фиолетовым Зонтиком". Тогда и произошла авария, которую все мы считали невозможной, принципиально невозможной. Распад пространства-времени в камере до предела нагруженного шестого эстрона стал неуправляемым. Только реакция кибермозга помогла избежать взрыва мощностью в пару новых звёзд, он остановил эстрон. Но никакой реакции ни человеку, ни кибермозгу не хватило бы, чтобы на неисправной энергоустановке выйти в нормальное пространство или просто удержаться на курсе, - капитан ненадолго замолчал, а потом продолжил, - из-за нехватки энергии пространственный двигатель вышел из режима и остановился, а корабль находился в серьёзно искажённой Пустоте "Фиолетового Зонтика".

– Произошла отдача? - спросил я, втайне надеясь, что отдача была небольшой, но капитан меня в этом разочаровал.

– Отдача, Вик, и притом очень сильная. Из-за неё мы оказались далеко за пределами освоенной человечеством зоны пространства. В этом секторе Галактики даже разведчики ещё не были, но об этом я скажу чуть погодя. Нам удалось справиться с энергоустановкой, переключиться на резервный эстрон, запустить пространственный двигатель и выйти в нормальное пространство. Но наши беды одной только отдачей не ограничились. Аварийный реактор продолжал работать совершенно непредсказуемым образом и при этом лавинообразно набирал мощность. Авария изменила структуру стационарных полей в камере реактора, и почти четверть энергии начала выделяться в виде плотного энтрохронного потока.

Когда я услышал это, то невольно покрылся гусиной кожей, потому что знал, что собой представляет этот поток. Он свободно проникает сквозь любые барьеры, не отражаясь и не ослабевая. Его не останавливают ни сверхпрочные и сверхплотные литы, ни сверхсильные силовые поля. Этот поток имеет ту же самую природу, что и пространство-время. И там, куда он проникает, в нашу Вселенную словно бы просачиваются законы чужой, враждебной всему сложноорганизованному и живому. В зоне действия даже слабого энтрохронного потока отказывает любая электроника и автоматика. Если поток оказывается чуть сильнее, в нем медленно, но неуклонно, разрушаются любые сложные молекулы, даже не совсем разрушаются, а спонтанно изменяются и перестраиваются. Там же, где проходит сверхсильный энтрохронный поток, любое материальное тело мгновенно высвобождает всю свою энергию покоя в виде жёсткого излучения. Хорошо ещё то, что энтрохронный поток очень быстро ослабевает с расстоянием. Но всё же он стал причиной гибели сделавших это открытие исследователей. Я вспомнил всё это, а капитан тем временем продолжал:

– Реактор нужно было немедленно глушить, иначе через несколько часов от звездолёта и нас вместе с ним не осталось бы ничего кроме разлетающихся гамма лучей и нейтрино… Нам это удалось. Но работать пришлось почти что вручную. К нашему несчастью, мы неверно определили силу потока и радиус поражения. Энтрохронный поток нарушает работу человеческого организма не только на клеточном и генетическом уровне, но и на молекулярном и даже атомном… Наша сегодняшняя медицина абсолютно бессильна бороться с такими поражениями… Может быть, только когда-нибудь она сумеет дойти и до этого… Шестерым из нас, тем, кто пострадал сильнее других, пришлось сразу же лечь в анабиоз. Остальные надеялись на лучшее… - капитан снова замолчал, но ненадолго. - Мы определили точку, куда нас выбросила отдача. - Он дотронулся до сенсоров на консоли, и на главном экране появилась трёхмерная звёздная карта. На ней, яркими зелёными огоньками, светились осваиваемые звёздные системы, голубыми - разведанные. Прочие же были обезличенно-белыми, и таких огоньков было больше всего. На этой же карте, красной мигающей точкой, капитан показал наше сегодняшнее местонахождение. Чуть больше четырехсот парсеков от Солнца и ни одной обследованной системы на сотню парсеков вокруг. - Отсюда, на пяти эстронах с повреждённым отдачей и почти выработавшим ресурс пространственным двигателем ни до Земли, ни до любой другой посещаемой планеты нам не добраться. Но мы рассчитывали на другой шанс, совершенно другой…