– А разве робот может сойти с ума? - спросил я.
– В том то и дело, что он получился не обычным роботом, а роботом с душой человека, роботом, который считает себя человеком. Это ведь очень страшно - оказаться не тем, кем себя считаешь. Вот всё был человек, человек, и бац - машина, которой кто-то может управлять и которую могут просто-напросто выключить и разобрать. Машина, у которой нет права на жизнь и естественно нет права самой решать свою судьбу и быть человеком.
В этот момент я отчётливо представил себя на месте этого мальчишки-робота, и меня буквально скрутило от ужаса. Мне представилось, что именно я такой вот робот, как он, и что может быть, это произойдёт на самом деле. Внутри у меня что-то неприятно сжалось и похолодело. Действительно, эта история была страшной. Я посмотрел на Антона, тот, глядя в землю, поёживался. Гость же молчал, и я нерешительно спросил у него:
– Ну и что было с ним дальше?
– Не знаю. У этой истории ещё нет конца… Или, может быть, я его ещё не знаю.
Несколько минут мы сидели и молчали. Было уже совсем темно. На небо высыпали все звёзды, даже самые слабые. Я, запрокинув голову, смотрел на вечную картину звёздного неба. И снова начал мечтать, что когда я вырасту, то стану звездолётчиком и поведу между звёздами большие корабли, туда, где ещё никто и никогда не бывал. Я увижу чужие миры, свет чужих солнц будет согревать меня так же, как согревает родное Солнце. Я пройдусь по камням чужих планет, и, может быть, наконец-то найду далеких братьев по разуму… Я посмотрел на гостя, он сидел, всё так же притянув колени к груди, и ворошил сырой веткой угольки в костре. Потом я посмотрел на Антона, он посмотрел на меня, мы встретились взглядами и улыбнулись друг другу. Антон молча показал мне пальцем на небо, я кивнул ему в ответ, потому что понял его. Ведь мы уже давно поклялись друг другу стать звездолётчиками и всегда быть вместе. Нам было хорошо сейчас, а история, рассказанная гостем, уже начала забываться.
– Спать пора, - дурашливо сказал Антон, - а то ведь точно завтра всё утро проспим.
– Ага, - ответил я со вздохом и посмотрел на гостя.
– И в самом деле, пора, - сказал он и собрался облачаться в свою амуницию. При этом он едва заметно морщился.
– Сырая ведь, - сказал ему я.
– А ты, откуда знаешь?
– По тебе вижу. Оставь её, иди к нам в палатку, места вон сколько, на всех хватит.
– Я уж лучше так, привычнее как-то, - неуверенно сказал он.
– Пожалуйста, не ломайся, - сказал ему Антон, - мы люди простые и из одной только вежливости ничего не предлагаем. Забирайся сюда, тогда и нам спокойнее будет.
Гость улыбнулся и, не говоря больше ни слова, оставил свою тёплую одежду и забрался в палатку. Мы с Антоном последовали за ним. Я наглухо запечатал вход и поставил регулятор температуры на двадцать градусов. Потом немного подумал и сдвинул регулятор концентрации кислорода, эта палатка позволяла сделать и такое. Антон в это время включил свет - неяркий светильник, встроенный в потолок палатки. Вместе с ним мы накачали воздух в двойное дно, и оно стало толстым и упругим, как надувной матрас.
– Палаточка то непростая, - сказал гость, делая глубокий вдох, - уж очень легко дышится.
– Конечно непростая, - ответил я, - она из аварийного комплекта космонавта, это подарок одного знакомого звездолётчика.
– Понятно, - сказал он и лёг, повернувшись лицом к стене.
Мы с Антоном сбросили свои грубые и неудобные костюмы и, погасив свет, повалились на пол. Сон одолел нас без промедления. Я услышал, что Антон начал посапывать, и сам уснул следом за ним. Ночью мне ничего не приснилось, а если и приснилось, то, проснувшись, я тут же всё забыл. Солнце стояло уже высоко, просвечивая через полупрозрачную стену палатки. Оказалось, что проснулся я первым. Антон всё ещё мирно и сонно посапывал мне в плечо. Гость тоже спал, а на лице у него была едва заметная улыбка, наверно ему снилось что-то хорошее.
Я, постаравшись никого не разбудить, выбрался из палатки. Снаружи было прохладно, но солнце уже прилично пригревало. Зайдя по колено в воду, я умылся и вытерся подолом майки. Ни Антон, ни гость просыпаться и вставать похоже ещё и не собирались. И я решил чуть-чуть прогуляться и развеяться, хоть и в одиночку. Влез в мокрые от росы ботинки, которые по рассеянности не догадался вечером занести в палатку. Ботинки от росы были скользкими и неприятными, и я про себя отругал себя за эту рассеянность. Медленно пройдясь по берегу, я направился туда, откуда вчера пришел гость. Кусты, через заросли которых мне пришлось продирался, щедро полили меня росой, и уже через пять минут я промок, словно после ливня.
Дальше от берега кусты закончились, и начался густой и сумрачный лес, здесь роса сверху не сыпалась, но было ещё холоднее, потому что солнце сюда не проникало. Пройдя по лесу ещё сотню метров, я уже собрался возвращаться назад к палатке, но наткнулся на гладкий, без сомнений обработанный человеческими руками камень, даже не просто камень, а кусок плиты из красного гранита. Он лежал возле покрытого сплошным зелёным ковром мха невысокого, но длинного и прямого уступчика, словно бы свалился с него. Я понял, что этот уступчик тоже сделан людьми снесённого города. Ухватившись обеими руками, я оторвал целый пласт мха, под ним открылся такой же гладкий камень. Тогда я подумал, что может быть где-то совсем рядом и находится тот самый вход в старинную и не разрушенную станцию городской подземки, про которую говорил Антонов дядя. А когда я подумал это, мне захотелось найти его… но ничего найти я уже не успел.
– Рэй, что ты здесь делаешь? - услышал я знакомый голос. Это был Лек, его я узнал не оборачиваясь. А пока медленно поворачивался в его сторону, думал, что же мне ответить. Но в голову так и не пришло ничего разумного, вместо ответа я улыбнулся и сморозил очевидную глупость:
– Грибы собираю, - посмотрев на Лека, я понял, что он здесь ни в коей мере не рассчитывал встретиться со мной, поэтому я тут же перешёл в наступление и спросил:
– Ну, а что тут делаешь ты?
Лек ничуть не растерялся, улыбнулся и ответил с точно таким же выражением, что и я, теми же самыми словами:
– Грибы собираю.
Тут меня словно бы подтолкнули:
– Ну и много там грибов?
– Где там?
– На станции подземки.
– Нет здесь никакой станции.
– А откуда тогда ты выскочил?
– Ты ведь не видел откуда. И, по-моему, мы уже договорились, что мы тут грибы собираем, - сказал он и рассмеялся.
И мне тут же расхотелось задавать ему ещё вопросы. Из Лека вообще невозможно ничего вытянуть, если он сам этого не захочет.
– Будешь ругать? - спросил я у него.
– За что?
– За то, что я из дому смылся?
– Ерунда. С тобой, как я вижу, ничего страшного не случилось, - Лек взял меня за плечо и прижал к своему боку, - а Антон где?
– Спит ещё, мы вчера поздно спать легли.
– А тебе не спится? Вчера, мне помнится, я тебя еле поднял.
– Вчера сон интересный был, а сегодня совсем ничего не приснилось.
– Неудивительно, что не приснилось, весь день на ногах.
– А ты откуда знаешь, что весь?
– Догадаться не трудно, вижу, насколько ты исцарапался и ободрался.
Мы медленно шли к берегу. Когда пробирались через кусты, я снова намок от росы, которой на кустах ничуть не убавилось. Но Лек, в отличие от меня, умудрился остаться сухим, чистым и не исцарапавшимся, словно бы шёл не по лесу, а по аллее в парке. Когда мы вышли к реке, я всё же спросил у него:
– Лек, куда ты ходил, если конечно не секрет?
– Пока ещё секрет, но придёт время, и я всё тебе расскажу, - Лек оставался полностью серьёзен.