Спать мне и правда очень хотелось, мыслей в голове было не так чтобы много, и я не задумываясь ляпнула:
— Я хочу замуж за Генри Ривендейла.
Кубик возмущенно подпрыгнул, налился светом — и ЗАОРАЛ. Именно так, потому что с меня разом слетел весь сон. Я невольно отпрянула от стола и зажала уши. Кубик меж тем завывал, все наращивая громкость. Рихтер крикнул:
— Теперь правду, и быстрее!
Его голос был едва слышен за усиливающимся воем. Этак нас и в Межинграде услышат!
— Я совсем не хочу замуж за Генри Ривендейла! — поспешно заявила я. — Ну вот ни капельки!
Кубик чуть сбавил обороты, но не замолчал. По стенам метались сине-красные всполохи.
— Слушайте, студентка Ясица, — очень язвительно сказал Эгмонт, накрыв кубик ладонью, — мне совершенно все равно, каковы ваши матримониальные планы, но скажите же правду наконец! Иначе он не успокоится. Лучше бы я сам показал…
Я подумала. Вообще-то последнее утверждение я считала правдой, причем самой что ни на есть чистейшей, и пришлось поскрипеть мозгами, прежде чем я нашла более точную формулировку.
— Хм… Я вообще ни за кого замуж не хочу. Пока. А Генри очень люблю, но как… брата. Друга. Товарища, мрыс дерр гаст!
Оборотничьи ругательства весьма благотворно действуют на хрупкую магическую технику. Кубик заткнулся. Сигурд вдруг рассмеялся, и я, смутившись, опять положила голову на руки.
Замуж, не замуж… Вот спать я хочу — это точно.
— Яльга, похоже, самоустранилась, — прокомментировал это Эгмонт. — Сигурд. Расскажи, как ты попал в ковенскую тюрьму.
Эти несколько часов я помню довольно смутно: то неожиданно просыпалась, то вновь проваливалась в сон. Руку я, естественно, отлежала, но уходить не собиралась ни за какие коврижки. Свечи укорачивались, однако огоньки их по-прежнему оставались ровными и заостренными, как копейные острия. Кубик вел себя тихо, только иногда начинал чуть слышно подвывать; Сигурд косился на него с негодующим видом, и тогда Эгмонт задавал вопрос заново, при этом чуть изменив формулировку.
— Так, — сказал Рихтер, когда мгла за окнами уже перестала быть совсем беспросветной. Я как раз проснулась и, поняв, что намечается подытоживание, всеми силами постаралась не задремать. — Теперь поправляй меня, если я буду ошибаться. Тебя арестовали в сорок втором году, возле Сольца. Ничего не объяснили, вещи забрали все, вплоть до меча, несколько раз допрашивали, но объяснять все равно ничего не объясняли. Так?
Сигурд молча кивнул. Я покосилась на кубик — тот молчал как пристукнутый.
— За месяц до того в горах клана Анбург-шэн-аддир ты получил дар земли гномов — некий амулет.
— Не амулет это был, — устало сказал Сигурд. — Их колдун его и так и сяк — ничего выжать не смог. Просто старая вещь от первых времен. Может, кому из наших принадлежала: гномы-то сразу поняли, что работа аррская…
— У вас так ценят старые вещи? — вклинилась я.
Оборотень пожал плечами:
— Всякое в земле находят — и полезное, и так себе… Что не волшебная была штука, то я знаю наверняка — мы хоть и не маги, зато магию очень даже чуем. Но такие вот предметы положено конунгам относить. Конунгу — ему виднее. Мрыс эт веллер ан керворт! Мне ж ведь от тех гномов до Арры было ближе, чем до Сольца. Знал бы, где упал, соломки бы подстелил…
— Оставим конунга, — сказал Эгмонт; не то он уже был знаком с выражением «ан керворт», не то ему хватало классического набора из двух фразеологизмов вкупе с усечениями. — Зачем ты пошел в Лыкоморье, если мог спокойно уйти домой?
Сигурд сначала не понял вопроса, потом изумился:
— А зачем бы я домой пошел, ежели меня в Лыкоморье и посылали?
Ага. Это я вовремя проснулась.
Все знали, что оборотни не любят путешествовать. На дорогах нашей весьма обширной родины можно встретить кого угодно — от эльфа-прорицателя до банковского гнома, — но оборотней за все двадцать лет я встретила только двух. Второй сейчас сидел передо мной.
— Сигурд, так вы же из своих городов почти не выезжаете! Или это не так?
— Почему же не так? Так… — Оборотень вдруг запнулся и посмотрел на меня внимательнее. — А-а, Яльга, откуда ж вам это знать! Выехать может любой, только недалеко и ненадолго. Потому как ежели дара у тебя нет, вскорости станет тебе очень плохо. Не больно, нет, но жутко одиноко. Тут словами-то и не опишешь, просто слишком. Дома ведь завсегда хорошо… Но иногда, очень-очень редко, родятся те, кто может ездить так далеко и так долго, как это надобно. Это, Яльга, дар, такой же почетный, как любой другой. К примеру, прясть, детей учить, скот лечить или что иное.