— Счет за мои услуги я пришлю завтра утром. До встречи!
Но ничто не могло омрачить счастья синьора ди Бертолли.
Длилось оно ровно девятнадцать дней.
У машинки было множество недостатков. В день она выдавала исключительно по одной монетке; мусор требовала аккуратный, не пыльный и не мокрый, размельченный на кусочки строго определенного размера; наконец, монетки получались исключительно лыкоморские: других матриц машинка не знала. Конечно, и этого было много: триста шестьдесят пять монеток в год — это вам не баран чихнул! — однако синьор ди Бертолли планировал расширить производство.
Машинку расположили в кабинете, по правую руку от рабочего стола, и прикрыли ширмой бледно-голубого шелку. О существовании машинки знали только четверо: создатели, покупатель и пани Злата, скрыть от которой что-либо было практически невозможно. Поначалу танцовщица относилась к ней с немалым пиететом и планировала выпросить себе такую же. Но со временем стало ясно, что такой же пока не предвидится, вдобавок однажды синьор ди Бертолли был застукан на месте преступления. Он нежно поглаживал машинку — машинку! — и полным страсти голосом, чуть не задыхаясь, ворковал:
— Дорогая! Дорогая моя!
Бесспорно, машинка обошлась ему очень дорого, но это еще не повод!.. Злата припомнила, когда к ней в последний раз обращались так же искренне и страстно, и немедленно устроила скандал в лучших традициях царского музыкального театра. Но и это не помогло: синьор ди Бертолли все едино косился на агрегат с неподобающей нежностью.
Столбик золотых монет, выданных чудесным приспособлением, рос и рос. Наступил двадцатый день. Синьор ди Бертолли привычным движением засыпал приготовленный с вечера мусор в просительно распахнутое отверстие. Машинка захлопнула металлическую пасть, задергалась, заурчала на разные голоса, но в заботливо подставленную ладонь ничто не опустилось.
Урчание смолкло. Машинка продолжала подергиваться, но уже по инерции. Наконец прекратилось и подергивание. Монеты так и не возникло. Синьор ди Бертолли осторожно постучал по мусороприемнику, попытался открыть его, напрягся и немного покачал машинку из стороны в сторону. Безрезультатно.
Может быть, мусор несвеж? Синьор ди Бертолли собственноручно разодрал на мелкие клочья первый подвернувшийся под руку пергамент, загрузил его куда следует и повторил операцию.
Урчание, сотрясание, тишина. Никакой монетки!
Эвксиерец хотел было завалить машинку набок, чтобы поковыряться чем-нибудь в отверстии для монет, но побоялся испортить сложный агрегат. Выбора не оставалось: необходимо было посвятить в тайну пятого, потому что ни сам ди Бертолли, ни Злата не могли разобрать механизм по винтику и выяснить, в чем проблема. Близнецов же требовалось для начала найти.
К счастью, синьор ди Бертолли очень тщательно подходил к подбору персонала. В его поместье имелся нужный человек, и уже через три четверти часа глазам эвксиерца предстала ужасная картина.
На полу, выложенном дорогим дубовым паркетом, валялись гайки, винты, пружинки и прочие детали, а посреди этого беспорядка высилась распотрошенная машинка. Главное сокровище ди Бертолли оказалось устроено очень просто. В нем имелось ровно два отделения. Первое, занимавшее большую часть объема, было набито сухим и непыльным мусором, измельченным на сообразные частицы. Меньшее было разделено тоненькими перегородками ровно на двадцать один миниатюрный отсек. Двадцать из них пустовали, в двадцать первом наискосок застряла последняя монетка.
Эта машинка, бесспорно, могла выдать триста шестьдесят пять монет в год. Она могла выдать гораздо больше, но лишь при условии, что первое отделение будут своевременно опорожнять, а во второе — станут загружать необходимое количество монет, кратное двадцати одному.
Едва придя в себя, стараясь не расплескать ни капли благородного гнева, синьор ди Бертолли направил свои стопы прямиком в вертеп разврата, сиречь в Академию Магических Искусств. Карету ему подали почти мгновенно; слуги старались лишний раз не попадаться господину на глаза, а умница Злата закрылась в танцевальном зале, откуда слышались мягкие тяжелые прыжки.
Гремя колесами и опасно кренясь на поворотах, карета вихрем промчалась по улицам Межинграда и остановилась у веревки, ограничивавшей поле для бугурта. По зеленой травке, чудом не вытоптанной витязями, берсерками, дикарями, пиратами и Марцеллом Руфином Назоном во всех его ипостасях, бродил одинокий боевой верблюд. Когда синьор ди Бертолли вывалился из кареты, верблюд покосился на него с некоторой надеждой, но почтенному финансисту было не до того. Кипя гневом, он проскочил сквозь приоткрывшиеся ворота, и со всех сторон на него навалились цвета, запахи и звуки.