На фоне этих событий никого уже не удивляло, почему гном, долженствовавший вылететь из телепорта на ковенской площади, вдруг очутился на поле для бугурта. Даже самые старые маги не могли припомнить, чтобы Т-пространство было настолько запутано и возбуждено. Пятый отряд просто не поверил своему счастью, когда из темноты перед ними выросла лавка, надежно запечатанная тремя заклятиями.
Автор заклятий, совсем молодая магичка, сидя спала на скамейке возле лавки. Рядом переминались с ноги на ногу два практиканта с красными от недосыпа глазами.
Лавку надлежало немедленно брать штурмом — кругом было почти безлюдно, и пострадать могла разве что отделка соседних зданий. В печальном лунном свете маги, скользя как тени, заняли ударные позиции и практически молниеносно ворвались внутрь.
Внутри было пусто, печально и темно. Сильно пахло пряностями, отчего хотелось чихать и чихать. Как и предвидел хозяин, здесь царили беспорядок и разорение. От половины всех колбас и окороков остались лишь неровно срезанные веревочки, касса была опустошена, да и прочие припасы подверглись изрядному разграблению. Наконец, злодеи захватили с собой почти что все пряности, а чего не забрали — то просто рассыпали вокруг.
— Перец-то им зачем? — жалобно воззвал в пустоту несчастный магистр Цвирт, вытирая попеременно то нос, то глаза.
Судьба была к нему жестока: ковенцу предстояло лично общаться с хозяином разграбленной лавки. «Уж лучше бы это был Рихтер!» — тоскливо подумал маг.
Глава седьмая,
в которой выясняется, что не все леса одинаково гостеприимны и не все ковенские маги одинаково вредны
Город моего жениха оказался шумным, большим и слегка пованивающим: на всех углах торговали жареными ребрышками непонятного происхождения, выдавая их за национальное блюдо Серого Конунгата. Сигурд только морщился; к нему зазывалы даже не подходили, с первого взгляда узнавая настоящего волкодлака. Вообще, уличная торговля здесь процветала. Прогулявшись по центральному бульвару, можно было последовательно приобрести пряник, пирожок, кулек семечек, эльфийские духи хох-ландского разлива, букет цветов, живого порося и платье на вырост. Но банка здесь не было, и я благословила предусмотрительность Сигурда, заботливо опустошившего кассу в той гномьей лавке. Находясь вне закона, нельзя нарушить закон, — а теперь нам свободно хватило денег на трех лошадей плюс постой в довольно приличном, пускай и без роскоши, трактире.
Впрочем, задержались мы там ненадолго. Вечером следующего дня, когда купленные лошади уже стояли в конюшне, а сумки были набиты похищенной у листвягского гнома едой, мы собрались у окна, чтобы обсудить наш дальнейший маршрут. Сигурд принес закапанный воском стакан, в котором покачивалась толстая свеча, а Эгмонт расстелил на столе карту. Я вместе с табуреткой поспешно пододвинулась поближе; света было немного, и приходилось щуриться, чтобы рассмотреть тонкие чернильные линии. В левом верхнем углу пергаментного лоскута имелся схематически начерченный компас, а прямо под ним гордо виднелись две башенки, объединенные зубчатой крепостной стеной. Над башенками висела царская корона, под башенками вилась узорная надпись: «Межинград».
Я прикусила нижнюю губу. Перед глазами вдруг ясно встала Академия, к которой я здорово успела привыкнуть за минувший год. Внутренний двор, ореховый куст, наша с Полин комната, острый, как игла, Солнечный шпиль, пронзающий вечернее небо… Странно, что я так привязалась к этому конкретному месту. Раньше за мной такого не водилось.
Но как бы то ни было — свой выбор я уже сделала. И никогда от него не отрекусь!
— Все очень просто. — Эгмонт постучал по одинокой башенке, обходящейся без стены, короны и завитушек. — Мы находимся здесь. Наша цель — вот этот городок. — Я мрачно посмотрела на другую башенку, ничем не отличавшуюся от предыдущей. — Если нам удастся туда попасть, то останется совсем немного: найти проводника и перейти через Драконий Хребет.
Сигурд смущенно хмыкнул.
— Это Солец? — спросил он, указывая на вторую башенку.
Написано было мелко, а по-лыкоморски оборотень читал не слишком хорошо. На моей памяти он был единственным, кто отлично разбирался в эльфийской грамоте и спотыкался на каждом слове в человеческой.