— Извините, Аристарх Венедиктович, но Надежда Яковлевна Мильфорд не производит впечатление легкомысленной и взбалмошной девушки, особенно с плохой репутацией. Она чиста и невинна, — потупив взгляд, сказала Глаша.
— Ничего ты, Глашенька, в женской психологии, да и вообще в жизни, не понимаешь, такие иногда мамзели попадаются, ты не поверишь!
Глафира упрямо мотнула головой.
— И вообще, почему ты споришь со мной?! — вскричал Свистунов и стукнул рукой об стол, только чудом не уронив блюдо с расстегаем.
— Аристарх Венедиктович, я с вами не спорю, я просто говорю о своих впечатлениях от княгини Мильфорд. Видно, что она всерьез потрясена подслушанным разговором в кабинете отца, — начала медленно объяснять девушка.
— А ну молчать! — подпрыгнув с кресла и стряхнув с себя крошки, заявил хозяин дома. — Кто здесь сыщик, ты или я? Твоя задача — щи варить да рубашки стирать! И вообще, по последним данным заграничной науки, женский мозг — недоразвитый орган, чуть больше, чем у орангутанга, но меньше, чем у мужчины, — выразительно поднял палец вверх Свистунов. — Сейчас ты начнешь свой нос в сышицкие дела совать, а завтра что — права юридические захотите, голосовать, может быть, или даже главой правительства стать?! — расхохотался Свистунов. — А нет-нет, может быть, дамы будут этими… как их… электромобилями управлять?! — во все горло засмеялся сыщик, изображая, что крутит руль и держит кончик юбки руками.
Глафира потупилась, лишь крепко сжала зубы.
«Мозг чуть побольше, чем у орангутанга?! Ну спасибо, Аристарх Венедиктович. Ну спасибо, дорогой. Вот попросишь еще у меня любимые блинчики с икрой!» — со злостью подумала Глаша, но вслух ничего этого, конечно же, не сказала.
Свистунов же продолжал свою обличительную речь в сторону всего женского пола, не забывая при этом уплетать вкусности, приготовленные этим самым женским полом.
— Понимаешь ли, Глафира, я не собираюсь тебя никоим образом обидеть, ты практически идеальная помощница по хозяйству — и готовишь так вкусно. Но… Но детективных способностей у тебя, как и у всех женщин, нет и никогда не будет. Так вот. Ты сразу пожалела бедненькую заплаканную княгиню Наденьку, вот еще вырядилась, как чучело, в эту вуаль. Я сразу насторожился. Неспроста она и села в самое дальнее кресло, и вуаль эта на носу. Девушка явно что-то скрывает и не хочет, чтобы видели ее лицо, ее глаза, — откусывая большой кусок от мясного пирога и зажмурившись от удовольствия, сообщил сыщик.
Глафира еще крепче сжала челюсти.
«Какой же глупый, напыщенный индюк!» — думала она.
— Вот ты, милая моя, поддаешься эмоциям — чувствам жалости, сострадания и прочей женской чепухе, я же использую только рационализм и свои незаурядные умственные способности!
Глаша закатила глаза, это самодовольство хозяина ее дико раздражало.
«Подлить ему, что ли, в чай слабительного? Хотя так тоже нельзя!» — мысленно одернула она себя.
— И раз эта твоя драгоценная Мильфорд что-то скрывает, значит, — выжидающе поднял палец сыщик, — значит, она виновата, значит, ей есть что скрывать. Именно она имеет прямое отношение к плохому самочувствию своего папеньки. Я навел справки, Наденька — единственная дочь Якова Давыдовича, значит, именно ей достанется все немаленькое наследство князя Мильфорда. Ей выгодно, чтобы папенька помер, а она денежки получит.
— А зачем она к вам пришла, если и так все наследство получит? — спросила Глаша.
— Вот, а это хороший вопрос — пришла она, я думаю, для того, чтобы снять с себя все подозрения, типа я не я, я папеньку люблю!
— А как же ее история про разговор в кабинете? Про черный плащ? — удивилась Глаша.
Свистунов расхохотался во весь голос.
— Ты поверила в этот ее бред?! Сказочки парижской барышни! Поначиталась Шарля Перро, или кто у них там сейчас в моде?
Глаша молчала, смешно морща нос.