Амбазук, ревя разъярённым быком и рубясь направо и налево, ринулся к Зореславичу. На пути князя встала Ардагунда. Его клинок врубился в её щит и застрял, едва не задев пальцев. Амазонка взмахнула секирой, метя в лицо князю, но тот перехватил её оружие могучей рукой и вырвал, едва не сломав ей запястье. Не дожидаясь удара своим же собственным оружием, Ардагунда спрыгнула с коня, увлекая за собой сармата, не успевшего высвободить свой меч. Князь, однако, удержался в седле и ударил амазонку топором, сбив с неё шлем. Царевна выпустила щит и еле успела выхватить свой меч. Но Амбазук не стал вытаскивать клинок из щита. Он поднял меч вместе со щитом. Словно громадная мотыга нависла над головой Ардагунды. Но тут со свистом описала полукруг махайра Ларишки, и голова князя полетела в траву. Фонтан крови ударил из перерубленной бычьей шеи сармата прямо на распущенные золотые волосы амазонки, и могучее тело рухнуло к её ногам. Крикнув: «Спасибо, Ларишка!» — царица амазонок быстро подобрала своё оружие, вскочила на коня и помчалась на выручку Меланиппе, разом отбивавшейся от трёх сарматов.
Не выдержав натиска, воины Амбазука после гибели своего предводителя устремились в лес. Там их встретил покрытый серой шерстью великан и принялся охаживать древесным стволом. А меткие стрелы венедов, привычных к лесной охоте, настигли многих из беглецов.
Собравшиеся в святилище с замирающими сердцами следили за боем, не пытаясь вмешиваться. Да оружие и было только у дружинников. Но вот схватка окончилась.
К удивлению эрзян, волки, кроме одного, разом обратились в светловолосых воинов с волчьими шкурами на плечах, а вышедший из леса серый великан — в неприметного коренастого мужичка. Златоволосый царь слез с коня, снял шлем и пеший стал подниматься на гору, к воротам святилища. Вслед за ним, тоже пешком и без шлемов, пошли две воительницы — одна с чёрными, другая с золотистыми волосами — и дюжина отборных дружинников. А ещё — мужчина и две женщины, в которых Вардай и Эпанай сразу почувствовали волхва и волхвинь.
— Уважают святое место, — заговорили вполголоса лесовики.
Златоволосый первым вошёл в святилище, поднял руку в степном приветствии:
— Я Ардагаст, царь росов. Да хранят вас боги, которых вы здесь чтите.
Паштеня подняла руку и медленно проговорила по-сарматски:
— Я Паштеня, царица эрзян. С чем ты пришёл к нам, сармат?
— С добром и Огненной Правдой. Она велела мне защитить ваше святое место от тех, кого привёл сюда злой ворон-призрак.
— Ворон-призрак? Да это же помощник Эпанаев! — воскликнул Вардай. — Где его хозяин?
Но чёрный колдун уже успел исчезнуть — видно, не без помощи чар.
— Так вот вы какие, воины Солнца, — задумчиво сказал старейшина. — Сарматы! Меня учили, и я сам учил: добрая вера, в Свет и Солнце, на юге сгинула вместе со скифами-пахарями, и наступила волчья ночь сарматская.
— Волчья? А на секире у тебя, старик, кто? — Волх указал на бронзовую волчью голову.
Серячок обиженно взлаял. А Вышата простодушно улыбнулся:
— Нет, не перевелись на Днепре пахари. Значит, и добрая вера не сгинула. — Он достал из сумы заветный сосуд. — Вот она, Колаксаева Чаша. А вот Солнце-Царь, что сумел её, рассечённую, возродить.
Вардай наклонился к чаше, внимательно оглядел изображения.
— Да. Все, как наши священные предания говорят. — Он повернулся к толпе и громко произнёс по-эрзянски: — Вот они, воины Солнца! Знайте, люди: всё, что вам наговорили злого о росах Эпанац и ему подобные, — ложь, а отец той лжи — Кереметь.
Он махнул рукой, и несколько сильных мужиков подняли на створке ворот «царскую бочку», а жрецы прикрепили к ней, и зажгли большие витые свечи. Заиграли волынщики, и Вардай нараспев возгласил:
— Владыка Чам-паз, матушка Анге-патяй, помогайте царю нашему Тюштеню и Солнце-Царю росов!
Приняв из рук Арьи священный ковш, жрец зачерпнул пива из бочки, поднял ковш к небу и вылил напиток в огонь жертвенника. Преклонив колени, народ вслед за Вардаем повторял молитву, прося помощи царю росов, о котором до этого дня если и слышал, то только плохое и страшное. Но дела Ардагаста говорили о нём лучше любых слов.
Потом подняли «мирскую бочку» и молились за благополучие всего племени эрзянского и марийского. Наконец наполнили ковши пивом и начали их раздавать собравшимся. Первый ковш Арья поднесла Зореславичу:
— Я ведь тебя видела как-то. Когда роксоланы приезжали на торг на Почайну. Мне сказали: вон тот мальчишка — сын Саумарон и венеда Зореслава. Я тебя ещё изюмом угостила.
Ардагаст вдруг вспомнил: красивый, разодетый, надменный Роксаг, а рядом с ним — сарматка, тоже красивая и в дорогих украшениях, но — добрая.