Выбрать главу

Переглянувшись, мы шмыгнули в сторону и я предложила Сигни:

— Переждем у нари Аластеи.

Тетушка Аста встретила нас с радостью, разрешив посидеть у нее, пока все не угомонятся. Покачав головой, она вздохнула:

— Каждый год одно и то же. Учиться не хотят, еще и дурить экзаменаторов пытаются, а потом рыдают да ругаются. Ну да ничего, завтра их из общежития выставят, так поспокойнее будет!

Мы просидели у хозяйки почти до полуночи, потом ушли, сопровождаемые напутствием:

— Девоньки, вы завтра одни не выходите, а то кто ж их знает, этих злобных девок, нападут еще. Да знаю я, что вы их оттреплете, коли что, — махнула она рукой на наши усмешки, — да только зачем вам эти разборки?

На следующее утро мы тихо сидели в своей комнате, а по этажу разносилась ругань, чьи-то крики… И это аристократки? А где же достоинство, которое они должны были впитать с молоком матери? Ну ладно, я еще могла понять, когда они вели себя так со мной, но ведь рано или поздно они окажутся в одном обществе с теми, кто наблюдает за их неадекватным поведением! И как они будут смотреть им в глаза?

Именно этот вопрос я задала Рейну, который вместе с Ланом пришел вызволять нас, как только мы остались одни. В ответ он неожиданно горько усмехнулся:

— Лин, умеешь же ты вопросы задавать…

— Что с тобой? Я тебя таким и не видела никогда! — встревожилась я.

— Знаешь, все это… Достоинство, честь, верность, дружба… Нет этого при дворе! Ложь, маски, грязь — этого в избытке! Ты спросила, как они будут смотреть в глаза тем, кто видел их сущность? С улыбкой на устах и отравленным кинжалом за спиной!

Мы медленно шли по дорожке в парке, я остановилась и посмотрела на него:

— Рейн, я ударила по больному? Я не хотела, правда! Прости меня!

Он покачал головой:

— Я не хотел рассказывать, но ты все равно можешь узнать… Лучше уж я сам…

— Послушай меня, хорошо? Мне все равно, что и кто про тебя рассказывает, я смею надеяться, что знаю тебя лучше, чем светские сплетники!

— Это просто гадкая история, я уже привык, что у меня за спиной смеются, но не хочу, чтобы для тебя это было сюрпризом, так что выслушай меня, хорошо?

История действительно была… с душком. И одновременно банальная: красивая девица, которая на спор влюбила в себя Рейна, а потом высмеяла его прилюдно, заявив, что ни одна красивая девушка такого как он не полюбит. Это кратко, он рассказывал все подробно, не скрывая горечи от собственной доверчивости. Когда он закончил, я покачала головой:

— Ох, чудо мое, и ты ей поверил? Что тебя невозможно полюбить? Глупости это, и она просто злобная дура! И вообще, пусть только попадется мне, — последние слова я почти прошипела.

— И что ты ей сделаешь? — невесело усмехнулся Рейн.

— А кто называл меня ядовитой колючкой? — улыбнулась я, — поверь, уж ее я уколю с удовольствием!

Из синих глаз потихоньку уходила грусть, а на последних словах в них появилась искра смеха. Рейн покачал головой:

— Знаешь, Лин, я уже не раз благодарил всех Богов, что мы с Ланом тогда подошли к вам. Я никогда не чувствовал себя таким счастливым и свободным, как в этот год. И у меня никогда не было таких друзей, какими стали мы шестеро.

— Но это уж точно не моя заслуга! — запротестовала я.

— А вот тут ты ошибаешься. Именно ты и соединяешь нас вместе, без тебя мы все оставались бы одинокими, — теплая ласковая улыбка преобразила его лицо, сделав его вдруг по-настоящему красивым.

— Рейн, жаль, что ты сейчас себя не видишь, — зачарованно произнесла я, — ты просто потрясающе выглядишь!

Он удивленно посмотрел на меня:

— Ты… Ты ведь не шутишь? Ты правда так считаешь?

— Глупый ты… Красота не в лице, а в душе! Знаешь, я когда-то читала старые стихи, полностью не помню, только кусочек, — и процитировала:

А если это так, то что есть красота И почему её обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде?

Рейн помолчал, затем покачал головой:

— Какие слова… Спасибо тебе, сестренка, — он вдруг хитро усмехнулся и дернул меня за косу, совсем как озорник в школе. Я нахмурилась, пытаясь выглядеть грозной:

— Ах ты, бессовестный мальчишка! Вот я тебя! Я… Я твоей маме пожалуюсь!

— Только не маме, умоляю! — синие глаза смеялись, горечь воспоминаний ушла из них, — кому угодно, только не маме! И вообще, меня надо кормить и жалеть, я хороший!

— Меня тоже кормить надо! — заявила я, — а то я съем одного синеглазого шутника!

— О ужас, с кем я связался! — с трудом сдерживая смех, безуспешно попытался скорчить трагическую физиономию Рейн, — это людоедка! Ай, не надо меня бить! Лучше пошли в столовую!

Мы шли, весело поддразнивая друг друга. Не знаю, как чувствовал себя Рейн, но мне было удивительно легко и свободно. В столовой нас встретили упреками:

— Где вы ходите!

— Мы вас заждались!

— И вообще, мы договорились сегодня еще поиграть!

Рейн поднял руки, словно сдаваясь, и жалобно проговорил:

— Спасите меня и покормите Лин, а то она уже меня съесть угрожала!

— Не думаю, что Лин стала бы это делать, — с абсолютно серьезным лицом произнес Кэл, — отравиться бы побоялась!

Мы переглянулись и расхохотались, я сквозь смех произнесла:

— Ладно, живи уже! Какие у нас сегодня планы? И кстати, когда официально начнутся каникулы? Надо бы к балу готовиться!

— Ворота Академии откроют после сдачи четвертым курсом полосы препятствий, послезавтра, — откликнулся Лан, — так что предлагаю сегодня отдыхать, а завтра придем поболеть за Тину. Всех устраивает?

Ответом ему были дружные кивки.

Так неприятно начавшийся день прошел весело, мы и не заметили, как наступил вечер. В общежитии было на удивление тихо: вылетевшие убрались, так что никто больше не устраивал скандалов и истерик.

Следующим утром мы собрались у полосы препятствий. Слегка зеленоватая от волнения Тина усердно разминалась, а Рейн вдруг толкнул меня локтем:

— Смотри, а вот это принцесса Амария.

Я взглянула на ту, что едва не стала причиной самоубийства Тины и из-за которой Раян был вынужден покинуть Академию. Стройная блондинка с серыми глазами, она была бы красива, если бы не выражение лица, одновременно надменное и брюзгливое. Она разминалась в стороне от всех, рядом стояла пожилая женщина и двое мужчин.

— А это кто? — шепотом спросила я Рейна.

— Бонна и телохранители. Ее тут не любят, так что пришлось королю к ней охрану приставить.

— А побежит она тоже с ними? — вмешалась Сигни.

Лан усмехнулся:

— Все возможно. Тем более, они могут ей здорово помочь на полосе.

Прозвучал звук трубы, Тина подошла к нам:

— Ну все, вам пора на трибуны, — голос ее дрожал.

— Тина, дорогая, удачи тебе, — я обняла ее, — у тебя все получится! Ты делаешь это не только ради себя, но и ради Раяна. Держись!

Сидя на трибуне, мы ожидали начала испытания. Полоса была действительно сложнее: сразу после ручной лестницы нужно было стрелять из арбалета, метать ножи, а часть площадки пробегать под градом магических стрел: попадание не убьет, но будет болезненным, каждая попавшая стрела засчитывается как попытка прохождения препятствия. Заканчивалась полоса боем на мечах.

Наверное, я за себя не волновалась так, как за Тину: когда она второй раз сорвалась с бревна, я жалела только об одном: что никак не могу помочь ей. Закрыла глаза и вдруг словно почувствовала ее так, будто была в ее теле. Я ощущала ветер на лице, качание бревна под ногами… Вдох, выдох, синхронизация дыхания, и я-Тина затанцевала по бревну. Я открыла глаза, когда в моем воображении Тина спускалась с другого края и потрясенно обнаружила, что так все и произошло в реальности. Кэл шепнул мне:

— А я и не знал, что ты так умеешь!

— Умею что? — я растерянно посмотрела на него, — я сама не поняла, что это было!

— Ты на несколько мгновений словно разделила с ней ее страхи и поделилась своей уверенностью. Это не магия, и очень редкий дар. Не волнуйся, никто не узнает!