— Разумеется, нет, дорога общая, — пожал плечами Аврад и протянул руку, — я Аврад.
— Меня зовут Гарш, а это моя труппа. Если желаете, мы можем вас развлечь песнями и историями этим вечером, — ответил тот.
— Не откажемся, а вы угощайтесь из нашего котла, — кивнул Аврад.
Я взглянула на Сигни, она сияла:
— Здорово, музыку послушаем! Смотри, музыкант!
Я повернулась и увидела, как из фургона выпрыгнул парень, державший в руках аритан. Неожиданно почувствовала, как зудят кончики пальцев: до дрожи захотелось взять в руки инструмент, поиграть… Странно, в Академии даже и мысли об этом не возникало, не то что такого сильного желания!
После ужина все расположились кругом костра, приготовившись слушать. Как оказалось, в труппе Гарша было семь человек, четверо мужчин и трое женщин. Они странствовали по миру, разыгрывая простенькие спектакли, пели, танцевали — словом, ничего необычного. Сейчас они расселись на поляне, причем женщины подсели поближе к охранникам и откровенно с ними кокетничали, а одна из них, пышногрудая брюнетка лет двадцати пяти, практически открыто соблазняла Дойла. На меня и Сигни артисты посматривали с опасливым любопытством. Странно, а вот Дойл у них такого чувства не вызывал, почему бы это?
Музыкант — его звали Кан — поклонился и начал играть. Играл он неплохо, и голос был приятный — красивый баритон — но вот песни… Опять эти сентиментальные песенки, в стиле «пастушьих песен» XVII века в моем прежнем мире! Неужели у них нет ничего другого? Однако все слушали, затаив дыхание. Или это я такая привереда?
Через час он отложил аритан, а Гарш принялся рассказывать веселые истории. Не выдержав, я подошла к инструменту и пробежалась пальцами по ладам. За разговорами и смехом никто ничего не услышал, поэтому я принялась тихонько что-то наигрывать.
Внезапно я поняла, что на поляне воцарилась тишина. Подняв глаза, увидела, что все присутствующие смотрят на меня, причем Сигни и Дойл — с каким-то нехорошим интересом. Смутившись, я протянула аритан подошедшему Кану:
— Простите, нар Кан, сама не знаю, что на меня нашло!
Тот покачал головой:
— Нари, вы очень хорошо играете. И музыка… Я такой никогда не слышал! А слова к ней есть?
Я растерялась. Неожиданно для себя я осознала, что бессознательно сыгранная мной музыка была мелодией романса «Гори, гори, моя звезда».
— Лин, правда, если есть слова — спой! — вмешалась Сигни.
— Хорошо, — пожала плечами я и снова склонилась над струнами.
Когда музыка стихла, Дойл покачал головой:
— И ты молчала, что умеешь так петь и играть?! Почему?!
— Я не знала, что это кому-то интересно, — пожала плечами, — да и не до того как-то было.
— Нари, а можно мне записать слова этой песни? — вмешался Кан, — и может, споете еще?
Я усмехнулась, вспомнив одну песню, что случайно пришла мне на ум еще в замке и которая идеально подходила случаю.
— Я спою вам песню про вас, хотите? — с прищуром взглянула на Кана, — про бродячих артистов!
Гарш покачал головой:
— Про таких как мы песни не пишут!
Я улыбнулась:
— Ну как сказать… — и запела:
Я пела, вспоминая, как впервые услышала эту музыку и как сразу запомнила слова. Забавно, что одна из немногих эстрадных песен, что сохранились в моей памяти, так идеально подходила моим нынешним слушателям…
Когда я замолчала и подняла глаза на Гарша, то увидела, что его глаза блестят. Он переглянулся с Каном, который кивнул в ответ и куда-то быстро ушел, и произнес:
— Спасибо, нари! Действительно, это песня про нас! И я понимаю, что мы вам не ровня, но хотели бы сделать вам ответный подарок.
— Вот, нари, — подошедший Кан протянул мне… футляр с аританом!
— Но… — я, растерянная, подняла на него глаза.
— Это инструмент моего учителя. Умирая, он велел подарить его тому, кто этого достоин. А вы — достойны, он бы порадовался, что его аритан попал в такие руки.
— Спасибо! — я благоговейно прижала к груди футляр, — это действительно редкостный дар!
Когда мы устраивались на ночлег, Сигни, непривычно молчаливая, вдруг спросила у меня:
— Интересно, Лин, чего еще мы о тебе не знаем? — вгляделась в мои глаза и покачала головой, — я вижу, что ты очень необычная, и уверена, что у тебя есть от нас тайны.
Мне вдруг стало больно, это то, чего я больше всего боялась — отчуждения друзей. А что будет, если однажды они узнают, что я драконица? Они оставят меня? Видно, что-то в моем лице остановило подругу, потому что она вдруг обняла меня и сказала:
— Ты будешь моей подругой невзирая ни на какие тайны. До тех пор, пока сама этого хочешь!
Я всхлипнула, не сдержавшись, Сигни отстранилась и улыбнулась мне:
— Ну-ну, нечего тут сырость разводить! Все хорошо?
Я кивнула, сквозь выступившие слезы улыбнувшись ей в ответ.
Утром мы распрощались с артистами: они направлялись на запад, в дне пути должна была состояться ярмарка, на которую они спешили. На прощание Кан сказал мне:
— Знаете, нари Алиэн, я подумал: может, нам пора сочинять свои песни? Те, которые будут не для знати, а для простых людей?
Я улыбнулась и кивнула:
— Это будет здорово. Надеюсь когда-нибудь услышать ваши песни. Легких дорог вам!
— А вам — достичь вашей цели, какой бы она ни была!
Глядя вслед удалявшемуся фургону, я задумалась. И какая у меня цель? Все, чего я хотела, было простым: жить, учиться, дружить, любить и быть любимой… Хмыкнула, вспомнив слова Раяна об интересе Богов ко мне, вряд ли им по душе мои цели…
Следующие несколько дней пролетели незаметно, и наконец на исходе седьмого дня от начала путешествия наш караван вошел в ворота Торнара. Если Тар-Каэр с его золотистым камнем стен, великолепной Академией, фонтанами и украшенными цветниками площадями можно было сравнить с разодетым по последней моде придворным, то Торнар — только с воином, суровым и строгим. Серый гранит стен и сторожевых башен, строгая архитектура домов, прямые улицы — словом, это была цитадель, что не сдастся без боя любому врагу. Впрочем, это было видно и в местных жителях — спокойных и несуетливых, полных внутреннего достоинства.
По совету Аврада мы решили остановиться на том же постоялом дворе, что и он с фургонщиками и охраной. Как оказалось, место нашего постоя было недалеко от порта и считалось одним из самых приличных заведений Торнара: никаких насекомых, в комнатах был магический водовод, кормили тут хоть и просто, но сытно и вкусно. Большой трактир на первом этаже служил местом заключения сделок и встреч. В общем, предложенный вариант устроил нас троих как нельзя лучше, да и плюс ко всему Аврад сказал, что соотечественники Сигни — купцы и капитаны — нередко появляются здесь.
Комната нам досталась простая, но чистая и аккуратная: две кровати, небольшой шкаф, пара стульев — вот и вся обстановка, все добротное и надежное. Небольшая сидячая ванна не могла соперничать с нашей в Академии, но вполне позволяла вымыться после долгой дороги. К тому времени, когда отводившая нас в комнаты служанка ушла, пожелав нам доброй ночи, наступила ночь. Забравшись в постель, я сонно спросила у подруги:
— Сигни, а когда море смотреть пойдем? Очень уж хочется!
— Завтра, спи уже, неугомонная, — зевнув, ответила та.
На следующее утро я проснулась рано и в прекрасном настроении: мне всю ночь снилось, как мы танцуем с Кэлом что-то безумно романтичное, а потом сидим почему-то на крыше дома и смотрим на зажигающиеся одна за другой звезды. Растолкала Сигни, выслушав от нее все, что она думает о подруге с шилом в одном месте (да-да, здесь тоже было такое выражение! Хотя ничего удивительного: если в наличии и шило и то самое место, почему бы не родиться похожей поговорке?).
Спустившись вниз, мы застали Дойла за столом, он сидел, о чем-то глубоко задумавшись. Я подмигнула Сигни и приложила палец ко рту, указав на друга, она весело закивала. Подкравшись на цыпочках к Дойлу, я рявкнула над самым его ухом: