В юности бабушка с дедушкой не раз ругались с ней из-за того, что Саша всячески избегала воспоминаний о матери. Говорили, что Сашино поведение бессмысленно и несправедливо по отношению к маме, которая любила дочь больше всего на свете. Саша осознавала, что они правы. Но поступала по-своему, хоть сама себя за это ненавидела.
— У твоей мамы с детства были трудности в общении с людьми. Она была очень замкнутой, неразговорчивой. Всё время себе на уме. Ох и находилась я с ней по врачам! Всё норовили поставить ей то синдром Аспергера, то атипичный высокофункциональный аутизм, но она не подходила ни под один из их шаблонов. Ну не бывает аутистов с таким высоким интеллектом! Это я и без медицинского диплома понимаю. В конце концов я перестала мучить её этими бесполезными походами к докторам. Она была действительно особенной, самой умной и самой лучшей. Просто моей доченькой, которую мне подарил Господь. Всё, что от меня требовалось — быть благодарной, и любить её. Жаль, что я поняла это не сразу. И что Бог решил так рано забрать её к себе. Но пути его неисповедимы. Я не могу обвинять Господа в том, что он забрал у меня мою дочь. Ведь сегодняшний праздник — память о том, что ради нас он пожертвовал своим собственным сыном.
Когда бабушка умолкла и перекрестилась, Саша спросила:
— Все те врачи не распознали её болезнь?
— Да. И я долго винила их в этом. Но давно простила. Думаю, Господь так и задумал, чтобы не омрачать годы, которые были отмерены моей Лианне на земле. Знай мы заранее, что бы это изменило? Только прожили бы всю жизнь с ощущением, что над нами висит Дамоклов меч.
Бабушка была права. Даже если бы результаты какого-то из обследований выявили редкую мутацию, в результате которой у мамы появился генетический дефект, её всё равно не удалось бы ни вылечить, ни продлить её жизнь.
— Расскажи о ней ещё, — попросила Саша, ощутив, как внутри неё тает огромная ледяная стена, которой она подсознательно отгораживалась от воспоминаний о матери. — Расскажи всё как есть, не приукрашивая. Ведь я никогда её по-настоящему не знала.
— О, Сашенька! Иногда мне кажется, что и я. Всю жизнь я пыталась найти с ней контакт, стать ей по-настоящему близким человеком. Но, боюсь, мне не удалось. Она была очень доброй, хорошей. Любила меня, своего папу, брата. Просто она всё время была где-то далеко. В своём мире. Я часто пыталась вызвать её на откровенные разговоры. Иногда она шла на контакт, задавала мне вопросы. Но эти вопросы были очень необычными, глубокими, мне такие и в голову не приходили в моём детстве. Её совсем не интересовало «что», «где», «когда» — лишь «зачем» и «почему». И, отвечая ей, я видела в глазах дочери… Наверное, разочарование. Словно Лианна понимала, что её глупенькая простушка-мать ничего не смыслит в вещах, грызущих её светлый ум. А ведь я отнюдь не идиотка. Как жаль, что до неё мне было далеко! Быть может, она не отдалилась бы от меня так сильно, если бы чувствовала во мне равную себе по интеллекту.
Саша не прерывала потока воспоминаний бабушки, и та продолжила:
— Эмиль винит в её отчуждённости технику. Говорит, что не следовало устанавливать нейросеть девочке, у которой были особенности в развитии. Но я в такие моменты говорю деду, чтобы помалкивал. Ведь он тогда не был с нами рядом, сбежал от трудностей семейной жизни к молодой грудастой глупышке! А я желала нашей дочери лишь самого лучшего. Хотела, чтобы она поступила в престижный университет и получила работу, которая поможет её потенциалу раскрыться. А для этого, даже в те времена, нужны были эти штуки, как бы подозрительно я к ним ни относилась.
— Так значит, у неё появилась нейросеть?..
— В десять лет. На тот момент это было баснословно дорого. Я едва смогла себе это позволить. Но считала, что делаю ей лучше. Может, твой дед и прав. Может, это лишь ещё больше её от нас отдалило. Твоя мама очень увлеклась этой штукой. Сама её модифицировала, писала для неё какие-то программы. Честно сказать, она в совсем юные годы так во всём этом разбиралась, что я понятия не имела что она там делает. Уже позже я узнала, что она создавала этих своих искинов.
Саше было известно, что в тринадцать лет её мать выиграла грант Gates Foundation на оплату обучения в любом технологическом институте мира, представив на конкурсе разработанный ею образец ИИ, с лёгкостью прошедший тест Тьюринга. Окончив школу, она поступила в Федеральную политехническую школу Лозанны (EPFL), где в 2071-ом её приметил на гостевой лекции Доминик Купер, на тот момент один из самых известных и уважаемых деятелей науки в мире.