Как раз в те годы «Терра Нова» пребывала в лихорадочном поиске специалистов, которые бы смогли разработать достаточно совершенный образец ИИ, чтобы тот взял на себя управление космическим кораблём во время межзвёздной экспедиции. Никто в здравом уме не стал бы рассматривать на роль ведущего специалиста этого направления девятнадцатилетнюю студентку. Но Доминик никогда не мыслил шаблонно.
Саша вновь прокрутила в памяти картину, впервые всплывшую вчера вечером. Мама, сидящая на качели во дворе дома, и весело разговаривающая сама с собой, пока её дочь ворочается в колыбели под присмотром бабушки. Саша догадывалась, с кем Лианна говорила на самом деле.
— Она была помешана на искинах, да? Предпочитала общаться с ними, а не с людьми?
— Можно сказать и так, — нехотя признала старая женщина, недовольно нахмурив брови. — У неё не было друзей ни в школе, ни в университете. У неё никогда не было любимого человека. Твой отец… да простит меня Господь за эти слова в этот святой день, но это был всего лишь случайный человек, которого она, по каким-то своим причинам, которых я никогда не понимала, выбрала на роль твоего биологического родителя. Люди и общение с ними никогда не были ей интересны, Саша, раз уж ты просила меня говорить без утаек. Но нас, родных, она искренне любила. А тебя, Саша, она любила большего всего на свете.
Саша промолчала некоторое время, прежде чем спросить:
— «Лиам» — это тот самый искин, которого она разрабатывала с детства?
— Я не знаю, Саша. Этот вопрос мне уже задавал Энди незадолго до…
Произнеся имя погибшего внука, бабушка вдруг сбилась с мысли, всхлипнула и крепче прижала к себе Сашу.
— Боже, бедный наш Энди! Как же жаль, дорогая, что тебя не было на годовщине его смерти. Ты была очень нужна нам и своему дяде. Ведь, кроме тебя — у нас больше никого не осталось.
Ощутив укол вины, всю глубину и остроту которого мог бы понять лишь того, кто знал истинные обстоятельства гибели её кузена, Саша ласково погладила плачущую старуху по платку, прикрывающему остатки седых прядей, и прошептала:
— Прости, что не была рядом.
— Тебе не за что просить прощения. Я же понимаю, какое важное и ответственное у тебя дело. Вижу, что ты и так едва держишься под грузом всего, что ты на себя навалила. Я ведь слышала той ночью, как ты закричала, милая, проснувшись от кошмара. А все эти назойливые дроны, норовящие заснять, как ты, извини за выражение, снимаешь трусы! Это просто возмутительно, что они даже в последние твои дни на нашей Земле не желают оставить тебя в покое!..
— Ты считаешь, что я зря лечу? — внезапно для самой себя спросила Тёрнер.
— Зачем ты спрашиваешь это у своей старой бабки, Саша? Ведь то, что я тебе отвечу, уже всё равно не имеет значения, — со свойственной ей мудростью и рассудительностью ответила Лара. — Всё, чего я хочу — это чтобы ты была счастлива. Я была бы безумно рада, если бы ты нашла счастье, обретя дом, создав семью, дав жизнь детям — так же, как обрела его я и миллиарды других людей на Земле. Но Господь уготовил каждому свой путь к счастью. И если тебя Он избрал, чтобы ты первой ступила на неизведанные доселе земли, то мне остаётся лишь гордиться, и молиться Богу, чтобы ты обрела свой настоящий дом там, вдалеке.
Не переставая обнимать бабушку, Саша ощутила, как ей на глаза наворачивается слеза.
— Иногда мне кажется, что я сделалась одержимой. Такой же, как была мама. Что я, на самом деле, сама не знаю чего я хочу, куда и от чего бегу, — призналась она, как на духу.
— Не говори так, Саша. Ни о себе, ни о ней. Твоя мама была очень хорошим человеком. И ты — хорошая, добрая девочка. Вы непохожи. Но у вас есть общая черта: ваша жизнь подчинена светлой и прекрасной мечте. Кто вправе осуждать вас за это? Я лишь хочу, чтобы ты берегла себя, родная моя, ценила и любила. Помнила, что твоя жизнь — это бесценный дар небес. Ты обещаешь мне это?
— Обещаю.
Некоторое время они молчали, окунувшись в трепетную атмосферу единения, установившуюся в этой тихой комнате, тактично укрывшей своим полумраком текущие по лицам обеих женщин слёзы. Наконец бабушка, первой взяв себя в руки, серьёзно молвила:
— Я знаю, что говорят о «Лиаме», Саша. И знаю, что думала о нём Лианна.
— А что думаешь ты? — поинтересовалась Тёрнер, удивившись, что задаёт старой домохозяйке вопрос, на который не смогли однозначно ответить ведущие в мире айтишники.
— Думаю, что разум — это дар Божий. И лишь Всевышний способен дать его или отнять. Некоторые вещи остаются неизменны, как бы далеко ни шагнула наша наука. Люди — не боги. И не в наших силах создать бессмертную душу. Даже когда речь о таких гениальных людях, как твоя мама. И её воображаемый друг, который был ей ближе всех настоящих, всё равно остаётся воображаемым.