Присев на краешек крышки AMEC, она проникновенно уставилась на подругу и молвила:
— Прошу, Джилл. Просто послушай меня. У меня не истерика. Я всё ещё соображаю, что говорю. Я всё ещё нормальная. И психологический тест, который мы обязательно проведём после этого разговора, это подтвердит. Но вначале обещай, что выслушаешь меня, прежде чем делать что-либо или передавать куда-либо данные этого исследования. Хорошо? Просто выслушай.
— Ладно.
Резко выдохнув (это помогло окончательно привести пульс в стабильное состояние, хотя он и остался ускоренным, как у бегуна), Саша выбралась из кокона AMEC и ровным шагом подошла к окну, из которого была видна зелёная сельва, окружающая космодром.
— Дай мне минутку.
Некоторое время она стояла у окна и напряженно думала, прежде чем повернуться и изречь:
— Джилл, мы с тобой обе понимаем, что у меня появились первые симптомы FFI. Да, нужны дополнительные исследования, чтобы официально поставить мне это диагноз. Но мы понимаем, что это — всего лишь формальность. FFI — доминантно-наследуемое заболевание, которое передаётся ребёнку с вероятностью в 50 %. Я всегда знала, что подвержена этому риску. К сожалению, я в этой лотерее проиграла. Паршивая новость для меня. Но это не значит, что я неспособна рассуждать о случившемся с холодной головой. Все эти две недели я догадывалась об истинной причине своей бессонницы, хоть и запрещала себе думать о ней. Подсознательно я успела подготовиться к этому моменту. Заранее его пережить.
Выдержав паузу, и вновь смело посмотрев в глаза подруге, сама удивляясь тому, каким ровным и уверенным звучит её голос, она продолжила:
— Я умру, Джилл.
— Саша…
— Прошу, не перебивай меня. Это случится в любом случае, вне зависимости от любых слов утешения. Прионные заболевания неизлечимы. Как только мне будет поставлен этот диагноз, я немедленно буду исключена из состава экспедиции. Затем я окажусь в больнице, где и пробуду остаток своих дней: если захочу — ускоряя разрушение своего мозга с помощью агрессивных экспериментальных препаратов и методик лечения; а если не решусь на это — медленно угасая в хосписе под транквилизаторами и седативными препаратами, так же, как моя мать. Так произойдёт, если ты сделаешь то, что ты должна сделать. И ты имеешь на это полное право. А я не имею права просить тебя об ином. Но я всё же прошу.
— Саша, я не могу…
— Давай рассуждать логически, ладно? — мягко перебив её, решительно продолжила Саша. — FFI никогда не развивается с молниеносной быстротой. Проходит от нескольких месяцев до пары лет с момента появления первых симптомов до терминальной стадии. Моя мама угасала девять месяцев. Причём лишь последнюю треть этого срока была полностью недееспособной. Что касается первой трети, то она могла сравнительно нормально спать под воздействием снотворного и полностью контролировала свои действия. Всё это есть в медицинских файлах, ты можешь сама в этом убедиться. А теперь давай подумаем вот о чём. До старта корабля осталось двое суток. После старта пройдёт, по плану, шестнадцать суток до момента, когда я, последней из членов экипажа, погружусь в криосон. К этому моменту я всё ещё останусь совершенно нормальной. При температуре же в почти -200 градусов по Цельсию прионы в моём мозгу не смогут развиваться. Всё время, пока я буду погружена в криосон, болезнь не будет прогрессировать. Так что я смогу благополучно достичь Земли-2 вместе с кораблём, если нашей экспедиции будет сопутствовать удача. И успею ещё взглянуть на неё, прежде чем случится неминуемое.
— Саша, ты должна понять, что руководство не допустит этого, — попробовала образумить её Джилл.
— Я это понимаю, — кивнула она, решительно шагнув к подруге и взяв её за руку. — Поэтому я и обращаюсь не к руководству, а к тебе.
Джиллиана Капур несколько раз недоверчиво моргнула, прежде чем нахмуриться и высвободить руку из тёплой Сашиной ладони. Посмотрев в глаза подруге с пониманием и жалостью, под которыми, тем не менее, скрывалась твёрдая решительность, Джилл отрицательно покачала головой.
— Саша, ты просишь меня о невозможном. Сфальсифицировать результаты предполётного медицинского освидетельствования капитана межзвёздного космического корабля в такой ситуации, даже если бы я и могла осуществить это технически — это тягчайшее преступление, потенциальные последствия которого для всей экспедиции сложно даже вообразить.
— Да, это грубейшее нарушение всех правил. Но совершить его реально. Данные обследования AMEC верифицируются врачом, проводящим обследование. Именно живой человек расшифровывает и толкует данные медицинской аппаратуры. Окончательное заключение подписывает врач. Во время последующих проверок кто-нибудь сможет поднять данные обследования, и определить, что вывод врача был неверным. Но никто не станет делать этого на протяжении суток, оставшихся до вылета.