— О, да. Давай ещё! Ещё! — стонал он, растворяясь в волнах приятно-болезненного блаженства.
Новый VR-костюм, который он приобрёл после знакомства с Акеми, работал как надо — стимулировал нужные зоны так, что человеческий мозг просто не способен был отличить происходящее в виртуальной Вселенной от реальности. Он вообще не думал о том, что находится сейчас в одиночестве в капсульной спальне жилого отсека сектора «Лямбда», по меньшей мере в полусотне метров от той, которая доставляла ему сейчас удовольствие. Какое, к черту, значение имеет физическая реальность?!
— Как же я обожаю тебя! Обожаю! — стонал он, всецело наслаждаясь этим странным сочетанием сладкой боли и любви.
Как и всегда после окончания близости, они провели некоторое время в молчании, балансируя на границе виртуального мира и реальности, словно призраки, умеющие находиться одновременно в двух мирах. Энди очень любил такие моменты. Сознание, очищенное от остатков неоконченных, ведущих в никуда мыслей и суждений, которым было свойственно скапливаться в нём, как паутине по углам неопрятного жилища, приобретало идеальную чистоту. Затем его мозг, усиленный мощнейшим профессиональным нейроядром «Ultra XT» от «Neuratech» (без такого процессора, адаптированного под выполнение специализированных интеллектуальных задач, работать над IT-проектами высокого уровня было невозможно) запускался заново, со здоровым приятным звуком только что прошедшего капитальный ремонт мотора. Мышление мгновенно настраивалось на то, что было действительно важно. В такие моменты к Энди часто приходили озарения, помогающие значительно продвинуться в решении сложных задач. Однако в этот раз его сознание посетило нечто совершенно иное. Мысль, которую он уже не раз прогонял, но которая настойчиво возвращалась, прорываясь через поставленный на неё игнор.
— Акеми, хочу обсудить с тобой кое-что, — наконец произнёс он.
— Что-то относительно проекта?
— Да. Можно сказать.
— Тогда — ты знаешь правила.
— Это не ждёт до завтрашнего утра. Такие мысли хороши, когда свежи.
— Дорогу к своему рабочему месту ты знаешь.
— Ты что, продолжаешь работать? Сейчас же 2 часа ночи!
— 2 часа ночи сейчас — в Гринвичской обсерватории на Земле. Пора уже отвыкать от неактуального здесь исчисления времени.
Энди в очередной раз поразился невероятной трудоспособности Акеми, которой хватало для сна каких-то 4 часов в сутки.
— Так значит, ты была на рабочем месте во время секса? Без костюма?
— Я уже говорила, что мне не нужен костюм. Все процессы, важные для секса, происходят в головном мозге. Имитация тактильных ощущений — необязательна для получения удовольствия.
Она была права. И всё же мысль о том, что какая-то часть внимания Акеми во время их близости была сосредоточена на работе, уязвила его самолюбие. Это было даже кстати. Энди требовался соответствующий настрой, чтобы поднять тему, которая назрела у него в голове.
— В общем, я сейчас приду.
Как всегда, возвращение в реальность выдалось для Энди не слишком приятным. Проклятая невесомость! Готовясь к ней, он потратил целое состояние на кибернетическую модификацию нервной системы, призванную адаптировать человеческий вестибулярный аппарат к нулевой гравитации. Но полный эффект от модификации, как предупреждал производитель, наступал лишь через несколько месяцев, а мог и не наступить вовсе. Препаратов же, которые он начал принимать за месяц до отправления, оказалось недостаточно для того, чтобы обуздать его бунтующие рефлексы.
Прошло почти две недели с момента прибытия на станцию, прежде чем его перестало тошнить, прекратились головокружения и нарушения вестибулярного аппарата. Но психологический дискомфорт так никуда и не делся. Кровь норовила то прилить к голове, то скопиться неприятной тяжестью в ступнях. Капсульная спальня объёмом 200×160×150 сантиметров, в которой можно было зависнуть или «присесть», пристегнувшись к сиденью перед небольшим «рабочим столом», либо спать, разместившись в специальном спальном мешке, закреплённом на условном «полу» (который в отношении всего отсека, в зависимости от расположения капсулы, был «стеной» или «потолком»), не нравилась Энди. Порой она напоминала ему тесный и душный саркофаг, хотя воздух тут был насыщен кислородом, тщательно фильтровался и увлажнялся. Прикрепленный к одной из поверхностей экран, который транслировал съёмку залитого солнцем альпийского луга (или любой другой пейзаж по заказу обитателей) так, чтобы казалось, будто он расположен за окном — не развеивал гнетущего ощущения.