— О, да, — кивнула та, страдальчески усмехнувшись.
— Судя по твоему лицу — опыт не из приятных.
— Не стану врать. Да, это кошмар.
— Что именно? Заморозка? Или пробуждение?
— Пробуждение. И отходняки. Когда тебя размораживают, ты долгое время не можешь вообще понять, что происходит. Спектр неприятных ощущений во всех возможных частях тела — чрезвычайно широкий. Я бы отметила сильное обезвоживание. Никакое похмелье не даст вам представление о той сухости во рту, которую я ощутила, когда из меня вывели криопротектор. Мне тогда казалось, что во мне не осталось вообще ни капли жидкости. И это при том, что на тренировке я провела в криосне всего 3 дня. После десятков лет в состоянии криосна главной проблемой станет практически полная атрофия мышц. Проснувшись, мы будем слабыми и беспомощными, как овощи.
— Долго ли длится процесс восстановления?
— В обычных условиях он занял бы месяцы. Причём первые недели человек вообще был бы полностью недееспособен без посторонней помощи. Но наука и тут приходит нам на помощь, не забывая, правда, взять с нас пошлину в виде дополнительных страданий. Как только мы пробудимся и будем освобождены от криопротектора, в наши тела будут сделаны сотни мышечных микро-инъекций специального препарата, призванного ускорить восстановление функций мышц. Периодические инъекции этого препарата будут продолжаться и далее — их будут автоматически выполнять специальные скафандры, в которые мы будем облачены после пробуждения с помощью бортовых роботов. Таким образом мы восстановимся полностью в течение четырёх-пяти суток после пробуждения. До этого мы сможем передвигаться, пользуясь экзоскелетами, встроенными в скафандры. К счастью, в невесомости это будет значительно проще, чем было бы в условиях гравитационного поля.
— Всё это звучит крайне неприятно, — поёжилась Саманта.
— Всё же это лучше, чем провести большую часть сознательной жизни на корабле. На мой взгляд — лучше.
— Расскажи нам больше о других опасностях, которые будут угрожать людям на борту. Как я понимаю, длительность перелёта — не самая большая проблема, с которой вы столкнулись при планировании полёта. Как насчёт колоссальных перегрузок, которым будет подвергаться человеческие тело при ускорении до столь огромной скорости?
— Эта проблема на первый взгляд кажется одной из ключевых. Но — лишь на первый взгляд. Человеческое тело на самом деле не боится высоких скоростей. Оно боится перегрузок, которые наступают при резком разгоне или торможении. Такие перегрузки неизбежны, когда космический корабль покидает гравитационное поле Земли. Но мы будем стартовать с «Gateway», с орбиты Луны, где гравитационное поле практически отсутствует. Ничто не мешает нам разгоняться достаточно плавно, и так же плавно тормозить. Если потратить несколько лет на то, чтобы набрать крейсерскую скорость, и столько же — чтобы замедлиться, то величина ускорения корабля не будет превышать величину ускорения автомобиля, спокойно едущего по трассе. Намного меньше, чем 1G.
— Сколько именно займут разгон и торможение?
По хитрой улыбке Саманты было ясно, что она понимает, что не получит ответа на этот вопрос. Саша улыбнулась ей в ответ, мысленно говоря: «Размечталась, дорогуша».
— Мы пока не имеем точных цифр. Ещё ведутся расчёты.
Саша слукавила — точные цифры были хорошо известны. Более того — существовала целая плеяда альтернативных цифр. Проблема была в том, что длительность разгона и торможения была ключевым фактором, который влияет на длительность полёта. Очень велик был соблазн подвергнуть людей немножко большей перегрузке, чтобы сэкономить время в пути. Все три конкурирующих проекта сейчас тщательно взвешивали, на какое максимальное ускорение они готовы пойти, и пытались узнать, какое решение по этому вопросу примут конкуренты.
Руководство «Терра Новы» было маниакально одержимо идеей, что «Пегас» должен достичь Земли-2 быстрее кораблей «Эра» и «Прорыв», построенных конкурентами. Споры по поводу допустимых перегрузок были одними из самых жарких, которые велись на планёрках.
— А как быть в непредвиденных ситуациях? Всевозможные экстренные манёвры?
— На такой скорости возможности для экстренного маневрирования крайне ограничены. Как и «Пионер», наш корабль будет полагаться на свои навигационные возможности, чтобы не встретить каких-либо препятствий на своём пути. «Афина» будет заранее плавно корректировать курс в случае, если корабельные сенсоры будут обнаруживать на пути следования случайные крупные объекты, такие как метеориты. Вычислительных возможностей ИИ достаточно, чтобы точно просчитывать траектории движения миллионов объектов одновременно. Это будет особенно актуально при прохождении через облако Оорта. Но это будут микрокорректировки, которые не приведут к серьёзным перегрузкам. Резкие виражи на таких колоссальных скоростях совершенно исключены — это было бы равносильно немедленному самоуничтожению корабля. Конечно же, у нас есть ряд решений, которые помогут людям выдерживать кратковременные перегрузки до 20–40 G. Я говорю и о специальной конструкции капсул криосна и кресел для экипажа с инерционными компенсаторами, и об автоматических инъекторах спецраствора Петерсона, который помогает организму выжить при перегрузке. Но эти меры предназначены в большей степени для ситуаций, которые могут возникнуть при маневрировании поблизости от цели прибытия, чем для собственно межзвёздного перелёта.