– Цветочному богу салют. Не спрашивай, где меня носило: ие-кыла проснулся. Все на местах? Тимучин у себя?
Сэсэг, младший эжин морока и цветочной пыльцы, неопределенно хрюкнул. Потом издал икотный звук.
–Что? – встревожился Мар.
– Все спят.
– Не понял. День же.
– Спят все, говорю. Что-то неладное в поселке.
Шаман сжал губы почти так же, как ранее это сделал истукан, и быстро прошел мимо статуй к юртам. Шагов через десять остановился, вновь обратился к Сэсэг.
– Демоны? Люди? Боги? Кто приходил?
Грубо высеченное из дерева лицо повернулось вокруг оси столба, нахмурилось, вспоминая, что случилось в последние дни.
– Все свои, путейские, – нерешительно произнесло оно. – Хотя погоди. Из ненашенских был белый Ал. Один почему-то.
– Он еще там?
Морда поникла, черты лица потекли морщинами:
– Нет. Ушел с рассветом.
– Не догоню. Почти вечер, – буркнул себе под нос путеец и решительным шагом направился по белой, галечной дороге к юрте главы.
***
Восемь чернеющих лепестков земли пропали из виду, растворились, как только Ал начал спускаться в одну из долин. Дорога вела сквозь темный, освободившийся от зимнего покрывала пролесок к узкой тропе. Там внизу расстилались пологи с колючим кустарником, мхом и едва заметными в предутренних сумерках осколками скал. Даже здесь, на высоте слышался грохот полноводной бунтарки Сивир. Слева направо текла она змеей, то и дело совершая повороты и диковинные извилины.
– Когда все закончится, приду сюда снова с томиком Тагора. – Дал себе клятву странствующий кам и улыбнулся.
В голубых льдинах глаз появился победный огонек.
Скоро, совсем чуть-чуть и он получит то, чего так жаждал все эти годы шаманства. И никто, ни живая или мертвая душа не остановит его праведную месть. Кара падет на головы тех героев, кто принял участие в медленном, но верном расчеловечивании индийского парня из далекой жаркой Калифорнии. И прежде всех понесет наказание Макс.
В мыслях всплыла картинка времени, когда он, Хад и Мархи спасали духа-защитника из Нижнего мира.
Старый скиталец, как обычно, был невозмутим, направо – налево сыпал несмешными прибаутками и все еще пытался читать нравоучения повзрослевшему ученику. Путеец – молчал и бросал опасливый взгляд на Ала. По резким движениям и скромным речам было понятно, он с удовольствием бы провалился сквозь землю, ради возможности сбежать от бывшего товарища.
Уйти не удалось. Напротив. Они вполне удачно разыскали панголина, освободили души горожан и наказали арахнида, что совершал гнусности.
И все бы ничего. Только Ал не терял надежды отомстить и когда Мара засыпало обломками храма, и он чуть не погиб, белоголовый радовался.
Угловой столб слева повело, крыша полетела на парадные ступени, а вернувшийся из Нижнего мира шаман открыл глаза и просто наблюдал.
Силуэт в черной меховой накидке сидел на нижнем ярусе ступеней, не двигался. Здание тряслось, начало покачиваться, многовековая пыль кружилась в воздухе.
Ал чихнул, отвернулся.
– Проклятье! – ругнулся он и подошел к учителю Хаду.
Тот застыл в позе лотоса и едва слышно шептал древний заговор от злобных существ. Камлал.
– Хад! Очнись! – крикнул, наклонившись, альбинос и толкнул старика в плечо.
Будить шамана в экстазе категорически запрещалось. Поговаривали, будто будящий мог стать виновником потери вечной души, но молодого шамана это не смущало. Тащить медведя на собственных плечах он был не готов.
Хад рыкнул, замотал головой. Вторя ему, заскрежетали центральные столбы и принялись медленно крениться, чтобы вскоре найти гибель под тоннами древесины и камней широкой крыши. Позолоченные узоры посыпались градом на голову странствующих шаманов и только тогда Хад очнулся.
Ал не стал дожидаться, пока старик полностью придет в себя, и побежал вниз к подступам умирающего сооружения, по пути выкрикивая имя учителя.
О Маре кам не думал, точнее, думал, но злобно, с предвкушением. Парень видел, как три балки кубарем полетели по черным ступеням и похоронили под собой человеческое тело, как вся восточная сторона утонула в хламе и черепице. Кроме кривой улыбки мщения, это не вызвало ничего.
Если бы ни Хад с его любовью всех и всюду спасать, то предатель остался под завалами. Ан, нет. Старик самоотверженно кинулся к черепице и кускам древесины, и Алу пришлось пойти следом. Старший поднял прут из добротного металла местной породы, принялся поднимать массивные обломки, орудуя стержнем от крыши словно рычагом.
– Видел драконшу? – выкрикнул он и вытер пот с морщинистого лба. Медвежья накидка полетела в пыль.