Он коротко кивает. Странно видеть такой непривычный жест. Джэд всегда взмахивает головой – дерзко, резко, чуть вбок.
Мэриэль стискивает губы, но переносит нас в долю секунды. Слава Создателю, вроде лето. Не холодно. Место, где мы оказались, мне незнакомо. Не город, не лес, не поле… Бесконечный газон, уходящий в горизонт. Солнце вдалеке низко замерло. Утро, вечер? Одинокий огромный дом из стекла и стали. Изображения таких сверх современных дворцов мне в моей прошлой, «земной», жизни встречались на фотографиях в роскошных журналах. Ровные линии, идеальная симметрия, простота и скука. Тёмные окна, тишина, неподвижность.
– Куда теперь? – сурово спрашивает Мэль.
– Внутрь, – Аргарон почти виснет на мне.
Я тревожно оглядываю его:
– Всё в порядке?
– Да. Времени мало…
Он устремляется к стеклянным дверям этого геометрически правильного дома. Конечно же, закрытым на какие-то непонятные мне запоры, издевательски мигающие красными огоньками. Технические достижения Земли. Мэль презрительно фыркает – и мы стоим уже за ними, в просторном и светлом холле. Широкая лестница, белизна и пустота. Сверкающие хромом поручни, низкие пуфики. Создание, завладевшее Джэдом, стремительно поднимается наверх, словно его ведёт незримая нить. Хотя – сказывается многолетняя привычка – я замечаю, что эта быстрота даётся ему нелегко. Перед прямоугольником белой, сливающейся со стеной двери он замирает, просительно смотрит на Мэриэль:
– Пожалуйста… Нам надо туда.
Дочка вскидывает на него взгляд и, не задавая лишних вопросов, переносит в комнату. Первое впечатление – шок. Это детская. Пёстрый ковёр на полу, обои с весёлым рисунком. Сотни ярких игрушек. Низкая кроватка с пологом, аккуратно сложенные стопочки одежды.
И ребёнок! Девочка, лет шести или семи. Прехорошенькая, кудрявая, утопающая в ворохе рюшечек и бантиков. Настороженно поглядывающая на нас, возникших так неожиданно перед её симпатично вздёрнутым носиком. Аргарон шумно всасывает воздух, первый раз проявляя признаки волнения, и почти падает на колени рядом с этой разряженной куколкой, прижимает её к себе и дрожит, выплёскивая из себя поток бессвязных и непонятных слов. Мне удаётся разобрать лишь:
– Раонара!.. Данилэн…
Мэль настороженно делает шаг вперёд и замирает. Только что спокойная, неподвижная девочка обнимает пришедшего с таким восторгом, воплями и слезами, что мы, переглядываясь, понимаем – мешать им не следует. Они говорят – так быстро, что не уследить даже за эмоциями, настолько скоро они меняются на лице ребёнка и того, кто пришёл к ней в облике незнакомого человека.
– Решился-таки… – раздавшийся совсем рядом голос заставляет нас вздрогнуть и обернуться.
Женщина. Вошедшая через дверь, поскольку та ещё плавно закрывается за её великолепной фигурой. Идеально правильные черты, тщательно уложенные волосы – то ли своего, то ли искусственного золотистого оттенка. Светло-серые глаза смотрят на нас лишь миг – и в них начинает клубиться та же зловещая мгла.
– Не жалко? Жизни? Своей, чужой… Эльков впутал…
– Замолчи. Я забираю Раонару. Ей тут плохо. Она хочет домой.
Женщина глядит на него почти презрительно, но мне почему-то кажется, что она боится. Иначе почему она нерешительно застыла, не пытаясь помешать?
Аргарон опять обращается к девочке. Та обнимает его настолько крепко, что нежные пальцы белеют от усилия. Кивает часто-часто. Женщина следит за ними с отвращением, почти с ненавистью. Делает-таки шаг, протягивает руку…
– Нет.
Голос Мэриэль спокоен, но сколько в нём власти! Наша будущая королева коротким жестом ставит Барьер, отделяя ту, в которой почувствовала угрозу.
– Почему ты вмешиваешься? – спрашивает женщина. – Тебя это не касается!
– Там мой отец, – Мэль очень похоже взмахивает головой, указывая на прильнувшую к ребёнку фигуру, – и, сдаётся мне, он прекрасно знал, кому помогает. Значит, это и моё дело!
– Эльки, – кривится красавица, – вечно вам неймётся… Могущественные, благородные, великодушные…
Аргарон манит меня рукой. Вторая напрочь увязла в кудряшках ребёнка.
– Я сейчас отправлю Раонару домой. Затем у тебя будет время вытащить твоего данилэна. Когда я погибну, позови его. Он услышит и проснётся.
Послушно киваю, и тут до меня доходит смысл его слов:
– Когда ты – что?!
– Умру. Моё время вышло. Я шёл через миры, через тысячелетия… Моё собственное тело мертво. Неважно. Она, – он прижимается губами к щеке девочки, – важна. До́ма её ждёт настоящий облик… И достойное будущее.