Дондеже веру имет души его, и искусит его во оправданиих своих — до тех пор, пока может положиться на душу и сделает ее искусною и опытною во всех путях своих, посредством которых она низводит в нее оправдание; или иначе — до тех пор, пока возбудит в душе веру или доверенность к себе так, чтобы душа благоговела пред внушениями ее, как пред Божественною святынею; или пока проведет ее по всем путям своим, которыми душа может усвоить себе оправдание. Вот предел испытательных действий благодати, предел воспитания души, за которым, можно сказать, она достигает уже в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4:13)! У самой благодати есть как бы некоторый чертеж воспитания (без сомнения, видоизменяющийся, смотря по воспитываемым лицам), по которому она не являет открыто лица своего душе, пока не исполнит всего, что нужно для нее, а с другой стороны, и для каждой души есть свой термин (предел, вершина — прим. ред.), только с достижением которого она делается достойною полного вселения благодати. Это, как видно, доверенность к душе со стороны благодати, и вера в благодать со стороны души. Действительно, после такого настроения души нет места сомнению, что она останется навсегда верною внушениям благодати. Таковую-то подвижность души, по манию благодати, преимущественно старается образовать воспитывающий ее Дух, или она-то и составляет в благодатном царстве главное, что должна иметь в себе облагодатствованная душа. «Взыскующий Господа человек пленяет ум в послушание Христово, удостоивается един дух с Господом за то, что никогда не оскорбляет Духа Господня».88 «Бог Сам Себя вверяет сердцу, когда человек душу и помышления свои посвящает Ему».89 Впрочем, такой предел для нас мало определенен. Точнее объясняет его апостол Павел. Он говорит: стремлюся, не достигну ли я? (Флп. 3:12). Чего? Того, чтобы приобресть Христа, чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его. Что делает он для сего?...вменяю вся тщету быти... всех отщетихся, и вменяю вся уметы быти, да Христа приобрящу, и обращуся в Нем, не имый моея правды (Флп. 3:8,9). Путь к тому, чтобы живо приобщиться Христа, есть отвержение всего своего, некоторое самозабвение, совершенное отчуждение от себя. В Иисусе Христе нельзя находиться с чем-нибудь своим. Потому-то Диадох говорит: «Когда человек приобретет все добродетели, а наипаче совершенную нестяжательность, тогда благодать озаряет все существо его в глубочайшем каком-то чувстве».90 Так, кажется, и быть должно. Ибо что такое нестяжательность? Или что бывает в душе, когда является нестяжательность? Дух человеческий по самой природе своей нестяжателен. Он бывает стяжательным от преобладания над ним души и требований телесных. Теперь, когда он долговременными трудами и подвигами, при помощи благодати, и душу и тело покорит совершенно себе и, восприяв в себя, как бы умертвит их движения в себе самом, и таким образом одухотворит всего человека, тогда в нем не должно оставаться и следа стяжательности, но вместе с тем исчезает и всякая препона к полному вселению в него благодати. Потому Диадох говорит: «Если кто, живя еще, умрет чрез труды, такой делается уже вполне жилищем Святаго Духа: ибо такой прежде, нежели умер, уже воскрес».91 Итак, нестяжательность можно почесть пределом очищения души.
20-й стих. И паки возвратится прямо к нему... то есть, говоря словами Макария Великого, «по очищении человека, дело благодати в нем совершенно является — и он приемлет полное усыновление Духа», или, словами Диадоха: «Благодать озаряет все существо его в глубочайшем каком-то чувстве, и он делается вполне жилищем Святаго Духа». А вместе с тем, по обетованию Своему, Господь наш Иисус Христос и Бог Отец приходят к нему и в освященном существе его творят Себе обитель (см.: Ин. 14:23). И на человеке знаменается свет лица Божия (см.: Пс. 4:7).
И возвеселит его... Срящет его яко мати, и яко жена девства приимет и; ухлебит его хлебом разума и водою премудрости напоит и...веселие и венец радости, и имя вечно наследит (Сир. 4:20; 15: 1-2, 6). Взыгрался младенец Иоанн в матернем чреве, когда ощутил близость Господа. Радуется и играет дух наш, когда благодать Духа Святаго делает его причастником Божества. Бог наш есть Бог блаженства. Оттого все, кои Его причащаются, исполняются неизъяснимого восхищения. Святые подвижники, причастившиеся сего блаженства, не находят слов к выражению его. «Иногда, — говорит Макарий Великий, — свет, сияющий в сердце человека, так всего его внутренне пронзает, что он весь, погрузяся в сей сладости и приятном чувствии, находится вне себя, ради преизобилующия любви и сокровенных таинств собою созерцаемых».92 «Душа пламенеет в сем состоянии, — говорит Диадох, — и с неизъяснимою какою-то радостию и любовию стремится тогда выйти из тела и отойти ко Господу, и как бы не знать сей временной жизни».93