— Сотни случаев. Сейчас это мания. Люди приходят, безумствуют, раскрывают тайны, которые на поверку ничего ее стоят. Это сумасшедшие. Мы их лечим, и они довольно скоро выздоравливают.
В пункте сорок восьмом посетитель сообщал, что он считает Родена творцом колеса и явился для мести или для того, чтобы угрозами добиться от него выдачи секрета.
— Такие случаи тоже были?
— Сколько угодно. По сегодняшний день зарегистрированы шестьсот сорок семь человек, подчеркнувших в анкете этот пункт, но конечно вдесятеро больше было таких, которые об этом промолчали. Эти люди доставляют нам много хлопот. Они не понимают, кому они угрожают, не понимают, что работа Родена — сейчас единственное, на что можно рассчитывать в борьбе с колесом.
Он говорил горячо, глядя Тарту в глаза. Тарт почувствовал себя разоблаченным.
— Вам незачем видеть Родена, — сказал секретарь. — И (незачем еще раз приходить сюда. Если вы придете, вас не пустят.
И так как Тарт медлил, он показал ему на часы.
— Сейчас без трех минут два. Через три минуты всякие разговоры о колесе в этом доме прекращаются. Можете идти…
Тарт снова прошел мимо металлического секретаря и через пустынный вестибюль. Стены на этот раз были беззвучны, но какие-то цифры загорелись в матовом квадрате над дверью, перечеркнутые затем жирной чертой. Это был его регистрационный номер и приказ невидимым наблюдателям не пускать его в дом.
11. ВЕС СОБСТВЕННОГО РЕБЕНКА
На улице у ограды он остановился. Его визит к Родену был неудачен, но стоило ли падать духом? Если б ему удалось внушить к себе доверие, стать на работу в лаборатории и сделаться десятым помощником самого младшего из ассистентов Родена, возможно, он через некоторое время научился бы разбираться в третьестепенных подготовительных работах. Но главная его задача от этого не стала бы яснее.
Если предположить, что Роден носит маску, симулируя борьбу с собственным порождением, он носит ее великолепно. Его сотрудники относятся к нему с энтузиазмом, и если ближайшие помощники за долгое время не сумели обнаружить передержку в его формулах, то это не удастся и случайному новичку Тарту, шестьсот сорок восьмому посетителю, явившемуся к Родену с целью уличить его.
Нет, химию ему надо оставить. Его путь другой — внутреннее чутье, наблюдение. Увидеть Родена, услышать его смех, подслушать его ночной бред — этим он скорее добьется своей цели, чем если б годами работал в его лаборатории.
Часы над воротами показали два. В доме заиграла музыка. Она должна была отвлечь обитателей дома от их обычных мыслей. Несколько человек вышли из ограды на улицу. Они не разговаривали друг с другом и не смотрели друг на друга, может быть для того, чтобы вид соседа по работе не вызывал мыслей о самой работе.
Это были ученые, и некоторые из них выглядели очень эффектно. Их отличали седые шевелюры, глубокий взгляд, рассеянно важные осанки. Другие — лысые, близорукие, с озабоченными лицами — казались более обыденными, похожими на людей толпы. Были и люди совершенно ординарной наружности, потертые, неудачливые и с ходом мыслей, по-видимому, невысоким.
Один из них, старик с черной серьгой в ухе, вдруг на ходу почувствовал неудобство в правом ботинке и, нагнувшись, обнаружил, что подошва у этого ботинка протерлась. Совершенно будничное скорбное выражение появилось на его лице, и почти не верилось, что этот человек только что вышел из учреждения, где был занят вопросами мировой важности. Возможно, впрочем, что это был уборщик при лаборатории, промывавший химическую посуду, и эти вопросы были для него необязательны.
Проходя мимо Тарта, сотрудники Родена оглядывали его безразлично или с улыбкой. Улыбки задевали Тарта. Они напоминали ему о шестьсот сорока семи предшественниках, которые до него стояли на этом месте с таким же растерянным видом, и он был рад встретить дружелюбный взгляд старика с серьгой в ухе, который, после случая с ботинком, по-видимому был способен сочувствовать чужим огорчениям.
Старик показал Тарту глазами на дверь института и спросил:
— Не пускают?
— Не пускают, — ответил Тарт. — Между тем, у меня серьезное дело.
— Здесь всегда у всех серьезные дела, — вздохнул старик. — Слишком много серьезных дел…
Тарт пошел рядом с ним, с тайной мыслью разговориться и выведать от него что-нибудь о Родене. Старик поддержал разговор.
— У вас прекрасный цвет лица, — сказал он, оглядев Тарта. — Откуда вы?
Тарт рассказал ему о своей родине, о ее выжженной поверхности, о нефтяных насосах и тысячах километров труб, идущих по земле. Колесо в этой стране многое разрушило, но оно же, разворотив землю, дало выход новым источникам, о которых не знали.