Местность вокруг крепости была уже брошена жителями, увезшими и свое имущество. Но в их домах можно было найти немало хлама и старой одежды, оставленной на разгром. Беглецы могли здесь переодеться, чтобы продолжать путь беспрепятственно.
Тарт и Гренада, последними вышедшие на свободу, нашли в домах лишь очень скудную и старомодную одежду, которая не пригодилась другим заключенным. Рассвет застал их на холме, откуда была видна все местность вокруг крепости. Предполагаемая зона разрушения была очищена совершенно. Ни одной повозки, ни одного пешехода не было видно на несколько километров вокруг. И только на валах у самой крепости они увидели какое-то движение. Происходила смена часовых. Сменившийся караул свернулся и уехал, новый занял его место.
Все было в порядке: крепость охранялась.
16. РАССТОЯНИЕ НАИЛУЧШЕГО ЗРЕНИЯ
Анна покинула Клифтон, потому что ее хозяйство перестало оправдывать себя. Голод смягчился, и электрическая проволока снова стала дороже картошки, которую она должна была охранять.
Перед тем как заколотить окна в доме, Анна в последний раз отперла кабинет отца. В комнате пахло пылью и крысами. Большой исчерченный глобус и черный плоский футляр стояли на своих местах. Лист блокнота, последняя написанная Даррелем страница — лежала на столе сверху. Строчка букв и цифр едва проступала на ней из-под слоя пыли.
У Эревона Анна переехала через пролив и вышла на прямую дорогу в Лондон. От Сонгора ее спутником был Брисбен, немолодой человек с медной паяльной лампой у пояса и первобытным тиглем, выпиравшим из мешка за спиной. Он обладал простонародной внешностью и по дороге кормился лудильной работой.
Они шли пешком. Этот способ путешествия был для них единственно доступным, хотя рядом ходили поезда с наполовину пустыми вагонами. Лондон и южная Англия были в руках реакции, в стране соблюдались старые законы. Блокада кончилась, и тысячи бывших лондонских жителей направлялись назад, чтобы жить на привычных местах.
Пешеходами владела торопливость. Они спешили, словно все дело у них заключалось в том, чтобы пройти как можно больше километров. Иногда, заражаясь общей торопливостью, Анна также начинала спешить. Брисбен удерживал ее.
— Нам некуда торопиться, — говорил он, — и незачем обгонять других. Нам всем хватит места на большой дороге. Те, кто торопится, сами не знают, куда они бегут. Они бегут от самих себя. Спешка мешает им до конца продумать свое положение. Два месяца назад каждый из нас считал своим правом ездить в поездах. Сейчас мы пропускаем пустые поезда и молчим. Мы присмирели. Но если б мы хорошенько подумали, отчего это произошло, у нас может быть снова хватило бы смелости ездить в поездах.
Некоторые из пешеходов вели с собой детей, и если на остановках семье случалось есть из одной миски, Анна видела, каких усилий стоило отцу сдерживаться, чтобы не очень обгонять детей.
— И все-таки они объедают их, — сказала она однажды Брисбену. — Дети остаются голодными…
— Отец должен есть, потому что он добывает деньги, — ответил Брисбен. — Если у него не будет сил зарабатывать, дети останутся и без того, что у них есть. Он не может не объедать детей…
В детстве Анна путешествовала с отцом, не заботясь о расстояниях. Дым из труб закрывал от нее города. Теперь она видела, какими печальными были эти города, если смотреть на них с земли, проходя их пешком из улицы в улицу, глазами усталого человека. Это было расстояние наилучшего зрения, и с этого расстояния придавленность на людских лицах была видна отчетливо.
В Глендвиче, за несколько остановок до Лондона, к ним присоединился Скруб, швед, всесветный пешеход. Скруб считал нужным известить Лондон о своем прибытии. Из Глендвича он послал в лондонское географическое общество и газетное бюро сведения о себе и свои портреты. Он точно назначил время, когда его можно будет ждать у заставы в Лигете, чтобы сотрудники газет и научные делегации не ждали его попусту в другом месте.
Но хотя Скруб был единственным из всей массы пешеходов, кто обставлял торжественностью свое прибытие в Лондон, на самом деле он был негордым человеком и обладал скорее простодушным характером.