Эта запись показывала, как сентиментален был этот молодой человек и какой устарелой терминологией он пользовался. Дальнейшие записи были почти сплошь о лицах и учреждениях, плохо обходившихся с всесветным пешеходом, а также о предметах походного обмундирования, которые он должен был благодаря этому продавать. Скруб потихоньку раздевался, записывал проданные краги и фуфайки и умалчивал в мемуарах лишь о самом главном, что удерживало его в «Шарлотте».
Ибо рецидив оседлости не случайно напал на Скруба именно в «Шарлотте». С первых же дней он стал очень внимательно относиться к тому, что происходило за стеной, в комнате соседки. Он отмечал дни, когда она пела, просыпаясь, и радовался ее бодрости, а если вечером, придя домой, она без звука ложилась в постель, он знал, что день был для нее неудачен. Однажды при встрече он заметил, что с ее шеи исчез шарф, хотя было холодно, и встревожился: не значило ли это, что и она тоже начала раздеваться и исчезнувший шарф соответствовал жилету, с которого этот процесс начинался у него?
— Как дела, Скруб? — опрашивала Анна при встречах. — Не очень хороши?
— В чем дело? — смеялся Скруб. — Земля — шар! И если где-нибудь меня плохо приняли, я могу двинуть дальше…
Но у себя в комнате он сбавлял тон.
— Земля — шар! — вздыхал он, сидя за мемуарами и прислушиваясь к тому, что происходило за стеной. — Да, да. Земля — шар…
Раздевание подходило к концу. Все нижнее платье было продано начисто, все верхнее обменено на худшее с приплатой деньгами. Скруб мот сколько угодно оглядывать себя: он ни с какой стороны не представлял собой ценности.
Оставалась путева я книга с отметками на сотне языков, приготовленная для стокгольмской академии. Какой-нибудь коллекционер мог бы дать за нее деньги, и Скруб иногда с сомнениями поглядывал на книгу.
Однажды он услышал, что в дверь к Анне постучали. Мужчина, говоривший с немецким акцентом, попросил разрешения войти. Его появление, по-видимому, удивило Анну.
— Это вы, Эгон? — спросила она, открывая ему дверь. — Вы приехали? Зачем вы приехали?
Скруб за стеной вслушивался в ее интонации. Интонации были дружелюбными, но он не уловил в них волнения. Человек, которого встречали без волнения, представился ему второстепенным персонажем. Среди разговора была пауза. Анна зачем-то уходила в комнату Брисбена. Через несколько минут она вернулась, но разговор после этого стал неровным. Посетитель не мог напасть на верный тон и вскоре ушел. Скруб слышал, что, едва отойдя от двери Анны, он пробормотал грубое слово.
Скруб вышел в коридор, чтобы посмотреть на него. Он увидел вдали русую голову, понурую спину и серую шляпу с широкой лентой.
И хотя он не сумел разглядеть его подробно, на следующий день он снова увидел его среди людей, встречавшихся в «Шарлотте». Это был молодой человек, хрупкий, высокомерный, с меняющимися настроениями. Он поджидал кого-то на лестнице, поглядывая в коридор восьмого этажа. По этим взглядам Скруб узнал его. Он сам смотрел в том же направлении, и взгляды, идущие в том же направлении, не могли миновать его.
Впоследствии он не раз попадался Скрубу. Его роль оказалась не совсем второстепенной. Обращение Анны с ним улучшилось. Ему были отведены специальные часы, и он входил в дверь по условному стуку. Однако его появлению всякий раз предшествовала одна подробность: прежде чем впустить его в комнату, Анна каждый раз стучала в стену к Брисбену.
Скруб заметил эту подробность, размышлял о ней, но не мог ее осмыслить.
20. СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ПАУК
Немного позже Скруб заметил еще одну пару глаз, которая также смотрела в направлении комнаты восьмого этажа.
Скруб обнаружил это случайно. Однажды ему пришло в голову, что он мог бы заработать деньги, прочитав публичную лекцию о своем путешествии. Его мемуары давали для этого материал. Достаточно было прибавить к ним немного цифр и собственных имен, убрать эпизод с коровой и другие спорные места, умолчать о случае, когда его заперли в уборной, — и могла бы получиться забавная и поучительная история, для которой путевая книга служила бы иллюстрацией. В поисках импресарио Скруб заглянул в контору Рохуса и Смелта во втором этаже «Шарлотты».
Смелт разочаровал его. Он никогда не был устроителем публичных лекций и не знал никого, кто бы взялся за это дело. С профессиональной стороны он не мог быть полезен Скрубу. Зато вне деловой сферы Скруб неожиданно встретил у него сочувственный и даже восторженный прием.
— Немногие из людей способны сделать то, что сделали вы, — сказал Смелт, приветствуя его как всемирного путешественника. — Вы человек огромной выдержки. Я давно хотел познакомиться с вами. Если не ошибаюсь, вы живете в восьмом этаже, в восемьсот сорок девятом номере?