— Большой разброс.
— Когда говоришь о темной стороне, ни в чем нельзя быть уверенным стопроцентно, перепись населения они не проводят. — Мужчина позволил себе слабо улыбнуться.
— Письма в Стион отправлены?
— Да, одно — на имя градоправителя. Он тайно готовится к возможной осаде. Одно — на имя герцога Аркона, он поведет свое войско к границе и оповестит ополченцев, чтобы те в любой момент были готовы присоединиться к нему.
— Хорошо, — кивнула королева. И добавила совсем другим голосом, посмотрев собеседнику в глаза пронзительным взглядом: — Ивэн, я не хочу войны.
Эйриэн слишком хорошо помнила…
Однажды она уговорила начальника королевской стражи взять ее с собой в военный поход. Объединенные наемные полки Эсилии и Свободных княжеств отправились далеко на юг воевать за страну с загадочным названием Фыдер, которая вела долгую и кровопролитную борьбу с другой страной с не менее экзотичным названием Ибпар. Высоко в небе светило жаркое южное солнце, в густой траве прыгали кузнечики, мир казался прекрасным и радостным до тех пор, пока над лесом, через который проезжали войска, не показался столб густого дыма и отряд не въехал в деревню, пострадавшую от набега.
Первое, что увидела Эйриэн среди развалин, была женщина в рваном, сильно испачканном и местами прожженном платье, прижимающая к себе мертвого младенца. Головка ребенка безвольно качалась на тонкой шее, крохотные ручки и ножки повисли вдоль тела. Женщина не плакала, не кричала и не причитала, она лишь качалась из стороны в сторону и смотрела на мир сухими, без слез, безумными глазами. А в ее взгляде метался душераздирающий вопль адской нечеловеческой боли, невысказанная тоска осиротевшей матери, обреченность выжившей, вынужденной жить дальше с памятью о тех, кого уже не вернуть.
…Девочка лет пяти, чумазая, зареванная тянет подол платья у обезглавленной матери…
…Сука пытается безуспешно зализать резаную рану на животе своего маленького щенка. Умирающий щенок дергается и визжит долго, пронзительно, так, что закладывает уши и кровь стынет в жилах…
…Спаленные под основания дома, мертвые тела, отрубленные головы и части тел, смрад, голод, пепел, дым, смерть, кровь, кровь, кровь… Много крови, так много, что, кажется, и не бывает столько крови в людях…
Такой запомнилась Эйриэн война.
Ивэн не отпускал ее одну, всегда держал возле себя. Тогда, в деревне, она ехала позади него на одном коне и, уткнувшись в широкую надежную спину, даже боялась плакать. Кто она такая? Кого она потеряла, чего лишилась, чтобы лить слезы наравне с теми, кто перенес на себе все эти ужасы?
Потом, стоя посреди лагеря, она долго ругалась с Ивэном: почему они не могут накормить пару детишек и нескольких женщин? На что тот коротко и ясно ответил:
— Девочка моя, я брал тебя солдатом, а не королевой, а раз ты солдат, то исполняй приказы, не обсуждая их. Вот тебе мой приказ: идите-ка вы спать, солдат Эйриэн.
А потом он пришел в походную палатку, сел возле девушки и долго объяснял ей то, что она и так понимала, но все равно считала несправедливым. Он говорил ей о том, как сложно было везти с собой провизию аж из самой Эсилии, что пайки рассчитаны до последнего сухарика, и если их раздавать направо и налево, то в итоге солдатам придется, словно последним разбойникам, отбирать еду у местного населения. И получится, что завтра придется грабить тех, кого сегодня они покормят. А это нисколько не честнее, чем не кормить их.
По возвращении в Эсилию Эйриэн стали мучить ночные кошмары. И чаще всего ей снились глаза убитой горем матери и предсмертный крик умирающего щенка.
— Ивэн, я не хочу войны, — дрогнувшим голосом прошептала королева.
Мужчина смотрел на нее долго и внимательно, затем притянул к себе, обнял и уверенно сказал:
— Не будет войны. Я тебе обещаю. Что бы ни случилось, даже если мы будем воевать, в Эсилии войны не будет.
Эльфийка отстранилась, заглянула в честные глаза Ивэна и кивнула:
— Я верю тебе.
— Ну что, идем к Катарине? А то пироги остынут. Ивэн галантно распахнул дверь, ведущую со двора в замок, и пропустил ее величество вперед. Пара коридоров, поворот налево — и они оказались на месте. Стража открыла дубовые двери, королева и советник прошли просторный холл, гостиную и вошли в столовую. На столе уже ожидали расставленные приборы на пять персон.
— Всем доброго вечера, — улыбнулась девушка.
— Добрый вечер! — дружно грянули Петр и Михаэль, сыновья Ивэна.
— Здравствуй, дочка, — сказала хозяйка дома, раскладывая по тарелкам румяные горячие пироги.
Ивэн слегка кашлянул, демонстративно глядя на своих отпрысков недовольным взглядом.
— Добрый вечер, ва-ше ве-ли-че-ство! — гаркнули они во всю силу своих недюжинных легких и рассмеялись. Ее величество посмеялась вместе с ними, и даже Ивэн соизволил улыбнуться.
— Ивэн, как тебе это удалось? — удивилась Эйриэн.
— Мальчики уже давно выросли, и прошло то время, когда они могли называть тебя сестренкой. Ты — их королева, они никогда не должны забывать об этом, даже сидя за ужином.
— А что, Коул опять занят государственными делами?
— Ты же знаешь его, он все свое время готов проводить в казарме, даже ночует там чаще, чем дома. Постоянно проводит маневры, тренировки, состязания. — Ивэн опасливо посмотрел на жену: — Дорогая, я прекрасно помню, за столом никаких разговоров о делах. Мы о них и не говорим, мы говорим о нашем сыне.
Сурово сведенные брови хозяйки слегка разгладились.
Эльфийка тихонько похихикала про себя — эту маленькую женщину побаивался даже сам Николо ла Шург, не говоря уж о ее муже.
Катарина ёль ен Тилгер, княжна Гарии и маркиза Эсилии, была дочерью свободного князя. А это многое значит! В первую очередь то, что воевать она умела столь же прекрасно, как танцевать, а строгостью характера могла переплюнуть самого требовательного главнокомандующего. Разумеется, в ее доме всегда царили порядок и дисциплина, и мужчины слушались ее, как генерала.
Когда Ивэн впервые увидел эту невысокую пухленькую воительницу с толстенной огненно-рыжей косой до пояса, он был сражен наповал. А когда отведал ее пирогов, таких же румяных, как она сама, то понял, что никогда с ней больше не расстанется.
Они познакомились на турнире в Наримере, куда съехались лучшие рыцари со всех западных земель. В финале поединщиков на двуручных мечах эсилийцу не было равных, кроме одного воина из Гарии, который ни разу за все время не поднял забрало шлема. В принципе, такое поведение не считалось странным: турнир был очень престижным, в нем инкогнито принимали участие члены семей многих знатных и даже королевских домов. Они скрывали свои лица для того, чтобы остальные участники не боялись драться с ними — вышестоящими и высокородными. Кто-то скрывал таким образом уродства и увечья, как врожденные, так и полученные от оружия. А особо предприимчивые и бедные не поднимали забрала, чтобы их принимали за особ благородных кровей. Но такой способ действовал только на новичков.
Два соперника, гариец и эсилиец, встретились в финале поединка. Когда они вышли на поле, оказалось, что воин Свободного княжества даже в доспехе еле доставал кончиком султана до плеча высокорослому Ивэну, но, несмотря на это, свой биргирзен[8] он крутил на удивление легко и свободно. Бой был красивым и захватывающим, зрители на трибунах завороженно молчали, лишь иногда оглашая воздух громкими вздохами, когда один из соперников начинал одолевать или наносил особо опасный удар. Клинки танцевали в замысловатом танце и, сталкиваясь, высекали искры. В сложной и напряженной борьбе, где оба соперника были равны, лишь случайность помогла определить победителя: гарийцу подвернулся под ноги камушек, из-за чего он пропустил удар, благодаря которому Ивэн выиграл. В этот момент коротышка в сердцах сорвал шлем, бросил его наземь и выругался. Под шлемом оказалась пышная рыжая челка, того же цвета коса, обернутая несколько раз вокруг головы, и миловидное рассерженное девичье личико. Мужчина, с трудом скрывая изумление, взял себя в руки и поступил истинно по-рыцарски: став на колено перед дамой, он во всеуслышание признал себя побежденным. Катарина покраснела, но не от смущения, а от гнева. Она сказала, что это был честный бой и, отказываясь от победы, соперник лишь оскорбит ее. Согласно традиции, она отдала ему свой прекрасный клинок и, гордо развернувшись, удалилась с поля.