— Что он говорит? — пробормотал стражник.
— Пытается сорвать торги, — ответил Шеф, прислушиваясь к обрывкам норманнского и нижненемецкого языков, смешавшихся в воплях священника. — Говорит, они не имеют права покупать священника истинного Бога.
— Они и его купят, если он не заткнется, — проворчал стражник.
Действительно, шведы бросили на землю еще один мешочек серебра, обменялись какими-то фразами с распорядителем торгов и с довольными лицами направились к обоим священникам.
Но из толпы вышел еще один человек, и довольство исчезло, сменившись выражением озабоченности. Шеф, привыкший оценивать бойцов, сразу же понял почему.
Новоприбывший не был высок, ростом ниже самого маленького из шведов. Но он был невообразимо широк в плечах. И еще, он двигался со спокойной уверенностью, которая расчищала ему дорогу. На нем была утепленная кожаная куртка, поношенная и с разнообразными клиньями, вшитыми тут и там. Левая рука его покоилась на набалдашнике длинного рыцарского меча. Волосы торчали белобрысым ежиком над лицом гладким, чисто выбритым и чеканным, как из металла. Но он улыбался.
Светловолосый поддел ногой один из кошельков шведов и отбросил его к хозяевам, потом отбросил и другой.
— Он вам не достанется, — раздалась во внезапно наступившем молчании его спокойная норманнская речь. — Ни один из них. Это священники Христовы, и они находятся под моей защитой. Под защитой Ордена Копья, — неожиданно тихо добавил он и обвел рукой вокруг. Шеф увидел, что поблизости стоит с дюжину людей, одинаково одетых и вооруженных. Их было больше, чем шведов. Но за событиями наблюдали добрых две сотни норманнов, тоже хорошо вооруженных. Если они бросят общий клич против христиан… Или же люди короля Хрорика решат защитить свободу торговли…
— Мы заплатим за одного из них, — сказал светловолосый примирительно. — Восемь унций. Христианские деньги так же хороши, как и языческие.
— Десять унций, — перебил цену предводитель шведов.
Распорядитель торгов вопросительно посмотрел на светловолосого.
— Двенадцать унций, — проговорил тот раздельно и выразительно. — Двенадцать унций, и я не стану спрашивать, как к вам в руки попал христианский священник — и для чего христианский священник нужен этим. Двенадцать унций, и считайте, что вам повезло.
Швед потянулся рукой к своему топору и сплюнул на землю.
— Двенадцать унций, — сказал он, — и ведь деньги людей Одина лучше, чем деньги бритых христианских кастратов.
Шеф почувствовал, что стражник позади него дернулся, увидел, как ярл короля Хрорика шагнул вперед. Швед, договорив, взмахнул топором, чтобы ударить. Но прежде чем кто-либо из них завершил свое движение, в воздухе сверкнула сталь, послышался хруст и судорожный вздох. Швед скрючился над торчащей из его туловища медной рукояткой. Шеф понял, что светловолосый даже не пытался достать меч, а вместо этого вытащил из-за пояса тяжелый нож и метнул его снизу. Прежде чем эта мысль оформилась, незнакомец сделал три шага вперед и застыл, направив острие своего длинного меча точно под кадык работорговца.
— Мы договорились? — спросил он, бросив на мгновенье взгляд в сторону растерянного ярла.
Продавец медленно и осторожно кивнул.
Светловолосый воткнул меч в ножны.
— Просто небольшая ссора между друзьями, — пояснил он ярлу. — Торговле не мешает. Мы с товарищами будем счастливы уладить это дело где-нибудь за пределами города.
Ярл колебался, затем тоже кивнул, не обращая внимания на крики шведов, склонившихся над телом своего предводителя.
— Плати деньги и забирай своего священника. И хватит шуметь, эй, вы там. Когда хочешь кого-то обозвать, сначала научись поживей поворачиваться. Если недовольны, пожалуйста, можете драться. Но не здесь. Плохо для торговли. Давайте, подходите, кто там следующий?
Когда христианские священники обнялись, а светловолосый вернулся в кучку ощетинившихся оружием бойцов, Шеф почувствовал, что его толкают на насыпь. На мгновенье паника охватила его, как актера, забывшего свой ответ на неожиданную реплику. Затем, увидев суетящегося впереди Никко и встревоженное лицо Карли позади, он вспомнил, что должен делать.
Он медленно начал стаскивать свою грязную шерстяную рубаху.
— Что тут у нас? — сказал распорядитель торгов. — Сильный молодой мужчина, может выполнять простую кузнечную работу, продают его — ну, какая разница, какие-то утконогие.
Шеф швырнул рубаху на землю, поправил на груди серебряный амулет Рига и напряг мускулы, подражая поведению крестьянских батраков при найме. Солнце высветило на его спине старые шрамы от порок, порок, которым много лет назад подвергал его приемный отец.