– Тор мне помоги, – воскликнул он, – что же случилось со шлюпкой? Они должны были заняться этими машинами.
Он пролаял приказ. Угроза его судну была самой большой опасностью, несравнимой со всем остальным – победой в сражении, охраной пленников и даже ублажением Рагнхильды. Как только Рагнхильда поняла, что Кормак прекращает налет на поселок, в котором почти наверняка скрылся убийца ее сына, собирается отступить, она набросилась на шкипера с зубами и ногтями. Он стряхнул ее с себя, хотя она цеплялась за руки, визжала.
Сейчас самое главное, решил Кормак, – перевести «Журавль» на другую сторону гавани, где его не смогут достать катапульты. На корабле требуется больше рабочих рук, и срочно. С дюжину яликов и плоскодонок все еще оставалось у пирса и на галечном берегу. Кормак быстро отрядил пятьдесят человек оборонять начало пирса, остальных посадил на лодки, набивая их битком. В последний момент он спохватился, высадил из ближайшей плоскодонки двух человек, заменил их все еще оглушенным, но крепко связанным по рукам и ногам Брандом.
– Этого возьмем на хранение, – заметил он, входя в ту же лодку. Он снова оттолкнул от себя разъяренную Рагнхильду. – Госпожа, мы за тобой вернемся. Если нужный тебе человек где-нибудь и есть, то там, на берегу. Почему бы тебе самой его не поискать? Отчаливай, – приказал он гребцам.
Ударил второй камень, выпущенный на этот раз по передней лодке, и опять не попал, а пятьдесят человек на лодках устремились через отделявшую их от корабля сотню ярдов воды.
Шеф вброд перевел свой отряд через речку и вошел в горящую деревню по одной из грязных, уходящих в глубь острова дорог. Пока они трусцой двигались по улицам, из дыма и пламени выходили люди и присоединялись к ним, пристраивались в ряды, обрадованные возможностью настоящего сопротивления. Шеф ощутил, как волчья ярость галогаландцев заражает его. Теперь их было не удержать. Они обрушатся на захватчиков, что бы он ни сказал и ни сделал.
Однако они идут в бой без доспехов, и единственный во всем отряде щит – у Кутреда. Враги же полностью вооружены. Шеф видел их, без дрожи и без страха выстроившихся плотной стенкой поперек пирса. Через несколько секунд он возглавит атаку. Велики ли его шансы выжить в ней? Встать в центре первого ряда, мишенью для каждого дротика? Так было принято. Шеф поднял копье. Он не знал способа изменить мир. Он лишь попытался восстановить в себе тот боевой дух, который кипел в нем, когда он убивал на отмели викинга Храни. Никакого отклика. Кажется, его погасило копье в руке Шефа, вызвав вместо этого желание остановиться. Жалеть, а не убивать. Воины слева и справа косились на него, ожидая приказа к атаке. Что-то заставило Шефа сделать отмашку копьем в сторону, остановить отряд.
За стеной щитов на пирсе восходящее солнце озарило окружающие холмы и впервые в этот день сверкнуло на воде. Оно высветило плавники и тела китов, которые второй раз пришли с глубокой воды, уверенные в том, что собираются сделать, ободренные первым успехом. Страшный крик поднялся на лодках, когда люди осознали, что их ждет. Храбрые люди, некоторые из них начали бить мечами и копьями по приближающимся черно-белым тушам. Вальгрим Мудрый, в изумлении стоящий на носу одной из лодок, замахнулся своим копьем «Гунгнир», чтобы ударить. Слишком слабо, слишком медленно. Лодку толкнули снизу. Удар, нанесенный многотонной тушей на скорости тридцать миль в час, ни одна лодка не выдержит. Люди в тяжелых доспехах посыпались в воду, и вот стали смыкаться гигантские челюсти, киты сновали взад и вперед так, как делали это при охоте на тюленей и дельфинов. Через несколько секунд залив стал таким же красным, как бухта, где забивали гринд. Но на этот раз от крови людей, а не китов, кровь гребцов смешалась с кровью шкиперов, с кровью Вальгрима Мудрого, жреца Одина, ставшего ныне жертвой детей Одина. Никем не замеченное, копье с рунами «Гунгнир» плавно опустилось на дно – оно не принесло счастья своему последнему владельцу.
Ряды воинов Шефа смешались, как только люди поняли, что происходит в гавани, – никто из них не видел раньше ничего подобного. Заметив, что нападавшие остановились и на что-то пялятся, люди Кормака тоже повернули головы. Оба отряда застыли, охваченные ужасом. Они не могли вмешаться.
Через некоторое время Шеф вышел вперед и заговорил с тем, кто казался главным среди людей на пирсе.
– Сложите оружие! – крикнул он. – Мы обещаем, что вы останетесь живы и здоровы, а потом свободно вернетесь домой. Вам теперь от нас не уйти. А крови сегодня было пролито достаточно.
Воевода с побелевшими губами оглянулся на своих людей, увидел, что они дрожат от ужаса, их боевой дух испарился. Он кивнул, не спеша положил меч и щит. Кутред вышел вперед, пробивая через толпу дорогу для Шефа, вместе с ним направился к краю пирса.
Когда они подошли туда, откуда-то возникла женщина и с криком устремилась на них. Рагнхильда, с ножом в руке, равнодушная к страшной морской бойне, помнящая только о своей мести. Она накинулась на Шефа подобно фурии, опустив нож для удара снизу. Шеф увидел ее приближение, узнал зеленые глаза, которые целовал, волосы, которые столько раз гладил. Копье бессильно поникло в его руке, он подбирал слова оправдания. Подбегая, она кричала что-то, он уловил только: «…убил моего сына!»
Он замер с опущенными руками, парализованный, надеясь на объяснение, на еще одно чудо.
Между ними шагнул Кутред, удар ножа проскрежетал по твердой поверхности его щита. Он инстинктивно поднял щит, чтобы отбросить Рагнхильду. Ее глаза расширились от неожиданного удара, она повалилась назад, потянув за собой щит с острием длиной в фут, которое Шеф приварил собственными руками. Острие пронзило ей сердце под грудью.
– Бог мне свидетель, – сказал Кутред, – это был несчастный случай. Я в жизни не убивал женщин.
– Слишком много смертей, – сказал Шеф. Он склонился над Рагнхильдой, высматривая признаки жизни. Ее губы все еще шевелились, все еще проклинали его. Затем они сомкнулись, и он увидел ее закатившиеся глаза. Когда он ушел, подошел Кутред, наступил на распростертую руку Рагнхильды и выдернул свой щит. Он потряс головой, украдкой оглянулся, не видел ли Шеф, что он только что сделал.
Но взгляд Шефа уже обратился от тела на пристани к кровавой, разрезаемой плавниками поверхности моря. Тут же, не веря глазам, он уставился на другую сторону бухты. На мелководье у противоположного берега сидели двое, ясно видимые в свете наступающего дня. Позади него поднялся гул изумления – все новые и новые люди замечали необычную картину. За сегодняшнее утро уже второе зрелище, которого никто из живущих не видел раньше. Один из Потаенного Народа.
Эхегоргун, в точности угадав мысли китов, легко и уверенно пересек узкий пролив вслед за вельботами. Он видел, что люди Шефа высадились на берег, видел и слишком самоуверенных моряков, направивших свои лодки прямо в гавань, где их встретили и уничтожили киты. Он держался в отдалении, но прошел вслед за касатками в гавань, уверенный, что заранее услышит, если стадо повернет в его сторону. Он пристроился вблизи от берега так, что лишь макушка торчала, и с виду не отличался от обычного серого камня. Он с любопытством, но без особого интереса следил за делами людей – до тех пор, пока не увидел двоих, – они грузили в лодку сразу узнаваемое мощное тело. Бранд, сын Варна, сына Бьярни. Внук его родной тети.
Эхегоргун прекрасно понимал, что произойдет дальше. У него была лишь пара минут на то, чтобы это предотвратить. Как тюлень он бросился в воду, на мгновенье прильнул к корме «Журавля», оценил расстояние до головной лодки, в которой находились Кормак и Бранд, ощутил биение и сутолоку китовых туш в каких-то нескольких ярдах от себя. Он нырнул, устремясь вперед, как выдра.
Бранд лежал беспомощный и связанный на дне лодки, нога Кормака утвердилась на его груди, и увидел он только серую руку, ухватившуюся за планширь. Затем лодка опрокинулась. Опрокинулась в сторону Эхегоргуна, за доли секунды до первого удара китов. Пока люди кричали и размахивали оружием, могучая десница ухватила Бранда за рубаху, протащила через борт и вглубь, вглубь, прочь от разлетающихся досок и молотящих по поверхности воды рук и ног.