— Я такого за ней не помню.
— Это потому что тебя она любила! Много с тобой нянчилась. Пока могла. — Мама уперлась руками в колени и, охнув, встала. — Ладно, пошли, дочка, обедать, пока не остыло.
***
Ским метался по замку раненым зверем.
— Почему ее оставили одну? — Горсинт вжался в стену, будто именно он скинул кнессу с обрыва.
— Кто отправил ее на берег реки? — Парт попытался стать невидимым.
— Зачем?! Зачем он это сделал?!
— Это как раз очевидно, — еле слышно пробормотал Парт. — Она ваша жизнь. Носит под сердцем вашего ребенка. Убрать ее — обессилить вас.
— Чей это был план? — Взгляд Скима уперся в Гессмана, стоявшего у стены с лицом, белее мела.
— Кнест. — Деймур, стоявший рядом, очень тихо пытался привлечь к себе внимание. — Ваша Ясность…
Ским обернулся к нему с таким выражением лица, что Деймур почти пожалел, что позвал его.
— Я вас слушаю. — Его тон не обещал ничего хорошего.
— Я правильно понимаю, что раз вы живы, значит, кнесса тоже жива? Просто попала в другой мир…
— Просто? — Ским подозрительно тихо произнес это «просто».
— Не спешите, Ваша Ясность, — примирительно выставил руки вперед Деймур, — не спешите.
Ским замер, Парт откашлялся:
— Мне кажется, или представитель вида, умеющего путешествовать между мирами, недавно пытался заключить с вами союз…
Сикм повел подбородком, пытаясь понять, что хочет сказать его соратник.
— Химеры! — Парт всплеснул руками. — Химеры пришли к нам из другого мира! Надо уточнить, могут ли они….
Он не успел договорить, Ским уже бежал в подземелье.
***
— Я не могу вас отправить в другой мир. — Дея вжимала голову в плечи, но стояла на своем.
— Почему, демоны тебя разорви?
— Потому что вы есть Рузгард. — Дея почти шептала.
— Что за чушь ты несешь?! Я должен ее найти!
— Я не могу.
— Я уже уходил в мир демонов.
— Тогда вы не были Источником.
Ским рухнул на колени посреди комнаты, обхватил голову руками.
— Должен же быть выход.
— Он есть, — помедлив, отозвалась химера.
— Так чего же ты молчишь? — Источник подскочил к Дее, схватив ее за плечи. — Говори!
— Я могу попробовать найти ее.
— Ты? — Ским отпустил ее и отступил на шаг.
— Я. Мы, — химера явно подбирала слова, — мы с ней много общались. Не уверена, но мне кажется, я смогу найти ее след, — снова молчание. — Хочу попытаться.
Ским смотрел ей прямо в глаза, Дея взгляд не отводила.
— Похоже, у меня нет выбора, — произнес, наконец, Источник.
— Выбор есть всегда, — отозвалась химера. — Но если вы выбираете искать ее с моей помощью, то тут вы правы. Вариант только один. Довериться мне.
***
Лина с матерью разгребали антресоли. Старые туфли на шпильке, чайник без крышки, коробка с учебниками, трехлитровые банки и какая-то странная керамическая ваза. Они смеялись над своим скопидомством, пытались примерить туфли, выяснили, что они ни одной из них не подходят, долго гадали, откуда они взялись в их доме.
Насобирали два короба отменного мусора. Когда антресоль была уже почти пуста, Лина вытащила картонную коробку, оклеенную картинками и фотографиями.
— Мам, что это?
— О! Сокровища! — Мама, с волосами в паутине и пылью на очках, уже даже смеяться устала. — Сейчас мы это с тобой продадим и станем богатыми!
Лина села на ступени стремянки. Аккуратно протерла коробку рукой. На нее смотрели давно выцветшие глаза какой-то девчушки, стоявшей под елкой, рядом угадывалась картинка с курорта: море, пляж, обезьянка, сбоку была приклеена репродукция известной картины с букетом.
— Эта коробка твоей бабки. Вот. Недаром вспоминали ее недавно.
— Что там?
— Да что там может быть?! Письма, открытки. Да открой! Она уж явно не будет против.
Коробка была заклеена. Лина спустилась, взяла нож и аккуратно поддела крышку. Мама была права. В коробке лежала стопка новогодних открыток, адресованных бабушке от какой-то Маши. Вероятно, Мария Дмитриевна, подумала Лина. Бабушкина школьная подруга. Кажется, они ни разу после школы не виделись, но всю жизнь переписывались. Под стопкой с открытками лежал старый лотерейный билет. Бабушка выиграла по нему будильник. Это Лина помнила, она была уже школьницей. Маленький, красный. Он размером был чуть крупнее пятака, но так противно звенел. Быстро сломался, и, кажется, все этому были рады. По крайней мере, никто его не чинил. Позолоченная чайная ложка с буквой Т на ручке, поцарапанная погремушка, несколько фотографий и старинный кулон. Лина подняла украшение на уровень глаз. Оно казалось ей смутно знакомым, хотя она не помнила, чтобы бабушка его носила.
— Мама, что это?
— А! Кулон. Ей подарил кто-то, но она не носила, — мама подошла и села рядом, — говорила, что это не модно.
— Красивый.
— Да! Мне тоже нравился, но такие тогда и правда не носили. А сейчас хэнд-мейд вроде в моде! — Мама протянула руку к украшению. — А что, шнурок поменяй и носи!
— Да! Идея!
Лина продолжала держать кулон. Что-то он ей напоминал. Грубое дерево обрамляло сердцевину из камня и смолы. Это было похоже на янтарь, только цвет странный. Сизо-коричневый. Кажется, янтарь таким не бывает. Может, опал? Вот и блики какие-то играют. Лина всмотрелась. Нет, это не блики. На нем рисунок. Завитушка. И именно эта завитушка не давала Лине покоя. Девушка никак не могла понять, в чем дело, но она определенно видела этот рисунок раньше.
— Ты чай пить идешь?
— А?
— Чай говорю, заварила.
— А, иду.
— Иди, а то я уже третий раз зову.
Лина опустила кулон в карман халата и пошла на кухню.
Остаток дня они с мамой отдирали обои и выносили мусор. Лина устала так, что еле нашла в себе силы принять душ. Не была бы вся в штукатурке — и мыться бы не стала.
Она лежала в постели и перебирала в уме события последних дней. Мысль о новых обоях плотно переплеталась с воспоминаниями о Рузгарде. Запах штукатурки напомнил ей уборку в Горхольде. Сами собой всплыли воспоминания о другом мире, о тех, кого она там оставила. Она вспомнила, как начинались их со Скимом отношения, как они впервые поцеловались, как он, можно сказать, обманом, затащил ее замуж. Это все было в доме Парта.
Стоп! Лина аж подскочила на кровати. В доме Парта! Эти светящиеся шары, которые то скручивались, то растягивались в ленту. Лина вспомнила, где видела эти завитушки. Она встала и, не включая свет, чтобы не разбудить маму, принялась шарить по карманам. Вот он! Кулон. Или… амулет?
Взмокшими от волнения ладонями Лина сжала странный камень. Как там ее учил Ским? Свети. Нет. Это не световой кристалл. Иди. Нет. Куда идти-то… Лина глубоко вздохнула, подумала. Световые шарики были проводниками по дому мага. Она попыталась представить Рузгард. Его небо, его поля со странными цветами. Вспомнила людей. Парта, Горсинта, Скима… Еще раз выдохнула:
— Веди!
Амулет чуть вздрогнул и, будто вспоминая, что надо делать, чуть-чуть нагрелся. Завитки на его поверхности ожили и налились красным светом. По щекам у Лины потекли слезы, она села на пол прямо посреди комнаты.
— Миленький мой, я хочу вернуться. Веди!
***
На Горхольдском плато бушевал отчаянный весенний ветер. Он всю зиму был заперт за морем и теперь старался наверстать упущенное: овеять каждый сантиметр камня, погнуть каждую нетронутую им ветку, всколыхнуть каждую травинку.
Мужчины стояли полукругом у знакомого им алтаря. Вообще-то химерам не нужно было специальных заклятий и храмов для перемещения. В первый переход Дея ушла прямо из городского зала, надменно улыбнувшись своим конвоирам. Вернулась ни с чем. Второй раз тоже ушла из замка. И третий… На пятый раз химера вернулась полулежа на полу, впившись пальцами в камни пола, словно с усилием выцарапывая у небытия нужную ей реальность. Парт рассматривал ее с любопытством и восхищением. Ским морщился. Она тяжело дышала, рычала и скалилась. Попросила воды, выронила кружку, которую ей подали. Маги переглянулись между собой: