Мой самолет был оборудован специально для полетов в зимних условиях, и у меня появилось непреодолимое желание принять участие в спасении людей. Я написал заявление начальнику Московского управления гражданского воздушного флота с просьбой направить меня на Чукотский полуостров.
Через несколько дней вызывает меня начальник и говорит:
– Я прочитал ваше заявление. Вы хотите спасать челюскинцев?
– Да.
– Сколько вам лет?
– Тридцать четыре.
– Поживите до сорока, а потом полетите.
Я промолчал. Начальник прошелся по кабинету, потом резко повернулся ко мне и спросил:
– Сколько человек сидит на льдине?
– Сто четыре.
– А когда вы прилетите туда, будет сто шесть. Сломаете там самолет, вас еще спасать придется. Ну, все.
«Нет, - подумал и, - это еще не все!» И обратился в «Правду» с просьбой помочь мне.
В ожидании ответа на мое письмо пошел на врачебную комиссию. Чувствовал я себя хорошо, только боялся, как бы не заставили приседать. У меня плохо гнулась правая нога, ушибленная на Байкале. А вдруг забракуют?
Врачи ознакомились с историей моей болезни после аварии на Байкале. Когда они узнали, что я получил сильную травму головы, то целый день таскали меня по кабинетам. Потом показали академику и даже профессора-психиатра пригласили. Наконец, главный врач больницы вручил мне запечатанный пакет; через всю Москву я вез свою судьбу. Ужасно волновался.
Начальник санитарной части Аэрофлота прочел заключение сначала про себя, а потом вслух: «Летчика Водопьянова к полетам допустить без всякого ограничения». Я крепко пожал ему руку и помчался домой. Радости не было конца.
* * *
Вскоре меня вызвали в Кремль.
Когда я вошел в кабинет Куйбышева, Валериан Владимирович поднялся мне навстречу. Его глаза глядели приветливо, и лицо озарялось доброй улыбкой.
Я четко, по-военному, отрапортовал:
– Пилот гражданской авиации Водопьянов!
– Знаю, знаю, - кивнул Куйбышев. Затем, пристально посмотрев на меня, спросил:
– Ваша машина готова?
– Готова, – ответил я и добавил:-Надеюсь ваше задание выполнить.
– Покажите, какой вы себе наметили маршрут.
Мы подошли к большой географической карте.
– Из Москвы до Николаевска-на-Амуре я полечу по оборудованной трассе, - стал докладывать я.-Дальше возьму курс на Охотск, бухту Ногаево, Гижигу, Каменское, Анадырь, Ванкарем, а из Ванкарема на льдину.
– Кто-нибудь летал зимой по этой трассе – из Николаевска на Чукотку?-спросил Куйбышев.
– Нет, - ответил я и тут же коротко рассказал, как в прошлом году я должен был пролететь вдоль Охотского побережья на Камчатку, но потерпел серьезную аварию на Байкале.
– Сейчас я надеюсь успешно повторить этот маршрут. И моя машина вполне приспособлена для этого, - подчеркнул я.
Куйбышев задумался, глядя на карту, а затем неожиданно спросил:
– А сколько у вас было аварий?
– Четыре.
– Четыре? А вот посмотрите, что здесь пишут о вас. Взяв со стола мою характеристику, Валериан Владимирович прочитал:
– «Имеет семь аварий». А вы говорите – четыре!
Я почувствовал, как во мне все оборвалось. Кровь бросилась в лицо. Неужели Валериан Владимирович подумал, что я сказал ему неправду! Торопясь, начал разъяснять неточность этой записи:
– Настоящих аварий у меня было всего четыре, а поломок много больше – около десяти. Но нельзя поломку считать аварией!
Валериан Владимирович внимательно слушал мои объяснения, а я продолжал говорить, все больше волнуясь, так как чувствовал, что судьба моего полета держится на волоске.
– Понимаете, товарищ Куйбышев. Ну, допустим, сломалось колесо… Я меняю его и лечу дальше. Это у нас называется «поломка».
Куйбышев улыбнулся и после короткого раздумья спросил:
– Достаточно ли серьезно вы все взвесили? Ведь это полет в Арктику! Он значительно сложнее, чем полет на Камчатку.
– Я все учел, товарищ Куйбышев.
– Ну, хорошо!-сказал Куйбышев, - приходите ко мне завтра за ответом.
На другой день я снова стоял в том же кабинете у географической карты, но на этот раз маршрут намечал Валериан Владимирович.
– Вы полетите, - сказал он, - не из Москвы, а из Хабаровска. До Хабаровска поедете экспрессом. Немедленно разберите свой самолет и погрузите его на платформу.
Я попытался возразить: зачем мне, летчику, ехать поездом, когда сейчас каждый день дорог. Люди томятся в ледяном плену, ждут помощи…
Но Куйбышев заранее предвидел мои возражения.
– Подсчитайте, - спокойно предложил он, - каким путем вы скорее достигнете цели. Сейчас еще зима. Дни и так короткие. Смотрите, - и он указал на карту.-Вы полетите на восток, следовательно, укорачиваете день. С наступлением темноты вам придется садиться. Больше одного участка за день вы не осилите. До Хабаровска таких участков десять, а поезд идет девять суток. Да и погода на трассе может оказаться неблагоприятной.