Купив весы, Роджер попытался измерить скорость, с которой он мог менять свой вес. Из этой затеи ничего не вышло. Стрелка за изменениями не поспевала. Единственное, в чем Роджеру удалось убедиться, так это в ограниченных возможностях купленных весов.
Ну и какой из этого всего следует вывод?
Он встал и, опустив плечи, направился к выходу из кабинета, по дороге стараясь незаметно касаться столов, стульев, стены. Ему это было необходимо. Контакт с вещами успокаивал — так Роджер убеждался, что все еще касается ногами пола. Если он перестанет чувствовать рукой стол или пальцы скользнут по стене — дело дрянь.
В коридоре, как обычно, было полно студентов. Роджер не обращал на них внимания, а они уже привыкли к тому, что с ним не следует здороваться. Роджер понимал, что кое-кто считает его странным, а многие стали хуже к нему относиться.
Он прошел мимо лифта, которым теперь практически перестал пользоваться — в особенности когда нужно было спуститься вниз. Лифт начинал опускаться, а Роджер всегда поднимался в воздух. Он тщательно готовился к моменту начала движения, но все равно подскакивал вверх, и люди начинали подозрительно на него коситься.
Когда Роджер подошел к лестнице и уже протягивал руку к перилам, он споткнулся. Ужасная неприятность. Три недели назад он покатился бы по ступенькам.
На этот раз автоматическая система сработала безотказно: наклонившись вперед и раскинув руки с растопыренными пальцами, согнув ноги в коленях, Роджер спланировал вниз, как самолет, заходящий на посадку. Или как марионетка на веревочках.
Он был слишком ошеломлен и испуган, чтобы что-нибудь исправить. В двух футах от окна, в конце пролета, он автоматически остановился и завис в воздухе.
В это время на лестнице находилось двое студентов, которые в ужасе прижались к стене, наверху — трое, и еще один застыл на площадке, перед висящим преподавателем, так близко, что они могли коснуться друг друга.
Наступила тишина. Все смотрели на него.
Роджер выпрямился, опустился и побежал вниз по ступенькам, отталкивая попадающихся по дороге студентов. У него за спиной слышались громкие удивленные восклицания.
— Доктор Мортон хочет поговорить со мной? — Роджер повернулся в своем кресле, крепко держась за одну из ручек.
Новая секретарша факультета кивнула:
— Да, доктор Туми. — С этими словами она быстро вышла.
За короткое время, что прошло с того момента, как уволилась мисс Хэрроуэй, она уже успела выяснить, что с доктором Туми что-то не так. Студенты его избегали. На лекциях передние ряды оставались незанятыми, зато последние были заполнены перешептывающимися юношами и девушками…
Роджер заглянул в маленькое зеркало, висевшее на стене возле двери. Поправил пиджак и стряхнул ниточки, приставшие к обшлагам, — впрочем, это не слишком помогло. В последнее время он заметно похудел, хотя и не мог с точностью сказать, на сколько именно. Да и вообще выглядел неважно, как будто постоянно вступал в спор с собственным пищеварением и оно всякий раз одерживало победу.
У него не было никаких неприятных предчувствий относительно предстоящей беседы с деканом факультета. Роджеру удалось выработать достаточно циничное отношение к случаям своей левитации. Судя по всему, свидетели не стали никому ничего рассказывать. Мисс Хэрроуэй определенно промолчала. И у него не было никаких оснований считать, что студенты с лестницы разболтали то, что видели.
Поправив галстук, он вышел из своего кабинета.
Кабинет доктора Филиппа Мортона находился совсем неподалеку, вдоль по коридору, что вполне устраивало Роджера. Он постоянно приучал себя двигаться как можно медленнее: чуть-чуть приподняв ногу, ставил ее перед собой и оценивал результат, потом, не теряя бдительности, делал следующий шаг. Так и шел, шаркая ногами и не поднимая глаз от пола.
Увидев Роджера, доктор Мортон нахмурился. У него были маленькие глазки, неровно подстриженные редкие усики и мятый костюм. Он имел очень неплохую репутацию в научном мире и был склонен предоставлять решение проблем обучения своим преподавателям.
— Вы знаете, Туми, — без всяких предисловий начал декан, — я получил очень странное письмо от Линуса Диринга. Вы писали ему, — он заглянул в листок, лежащий на столе, — двадцать второго прошлого месяца? Это ваша подпись?
Роджер посмотрел и кивнул. Он попытался прочитать перевернутое письмо Диринга. Несколько неожиданный поворот. На письма, отосланные в день инцидента с мисс Хэрроуэй, пришли ответы только от четырех физиков.
Три из них состояли из одного абзаца, в котором говорилось примерно следующее: «Я действительно получил ваше письмо от двадцать второго. Боюсь, что ничем не смогу вам помочь». В четвертом, от Баллантайна из Северо-Западного технологического, настойчиво рекомендовалось обратиться в институт психиатрических исследований. Роджер не знал, это попытка помочь или насмешка.