— Думаю, надо выбрать первую скорость.
Через пять минут он вернулся:
— Просто смешно! Я не могу заставить себя включить двигатель.
И глуповато уставился на остальных.
— Что ты болтаешь? — негодующе спросила Селестина. — Ведь излучатель починили?
— С системой управления все нормально, насколько я понимаю. Мне никак не заставить себя подойти к пульту. Я пытаюсь, но… — После долгой паузы, не сумев подыскать лучшего слова, он с трудом выговорил: — Мне страшно.
— Страшно? — воскликнули трое в унисон.
Заметно обескураженный, Холден обратился к товарищу:
— Попробуй ты, Фил.
Тот молча встал и вышел.
Вернулся почти сразу же.
— Страшно до смерти. Не смог ни к чему прикоснуться, — прошептал он.
— Вы оба рехнулись? — прозвучал возмущенный голос Селестины.
Вместо ответа Филипп обернулся к Грейс и спросил:
— Что все-таки тебе снилось?
Она так сильно побледнела, что легкий макияж на лице показался кричаще-ярким, но ответила:
— Будто мы окружены какими-то детьми. Они интересуются нами. Во сне я видела, что они за нами подглядывают и не выпускают отсюда. Это было так… так реально. Меня до сих пор не покидает ощущение, что за нами следят.
— Меня тоже, — тревожно произнес Филипп.
— Миленький, это просто смешно. Грейс вольна строить свои предположения, она у нас такая чувствительная, а обстановка здесь не из приятных. Вот и все. А теперь давайте убираться отсюда.
— Но как? — провозгласил Филипп.
Во взгляде, которым Селестина одарила мужа, сквозило некоторое презрение. Затем она произнесла:
— Если бы я умела управляться с этим пультом…
— Ты бы так же сплоховала, как и мы, — оборвал ее Филипп.
Грейс спокойно вмешалась:
— Они и сейчас подглядывают за нами.
Филипп взвесил ее слова, задумчиво поднял брови, не вставая с кресла, перегнулся назад и перевел рычаг полярности, обеспечив непроницаемость наружных люков.
— Сомневаюсь, что это возможно.
О боже, как он ошибался.
На расстоянии сотни ярдов от корабля и пяти — десяти ярдов друг от друга на поверхности почвы расположились какие-то низкие холмики, хоть и неотчетливо, но явно различимые в сером свете дня. Их было по меньшей мере пять. Филипп нахмурился, перешел к иллюминаторам на противоположной стороне корабля и, сняв поляризацию, выглянул наружу. Шесть холмиков.
— Ясно, — произнес он. — Мы действительно окружены.
— Подумаешь, какие-то песочные горки, — запротестовала его жена.
— Вчера, когда мы прибыли, их не было, — заметил Холден.
— Это не песок, — послышался голос Грейс. — Они вообще не материальной природы. Сгустки энергии. А эти горки… ну как бы прикрытие для них. Камуфляж своего рода.
— Что за чепуха! — воскликнула Селестина.
— Если эти существа обладают телепатическими способностями, — не обращая внимания на скептицизм жены, продолжал Филипп, — то их мысли и эмоции могут беспрепятственно проникать куда угодно. И Грейс оказалась наиболее восприимчива.
— А я, значит, нет? — Внезапно придя в бешенство, Селестина вскочила на ноги. — Это идиотская шутка или что? Вы трое намерены разыгрывать меня?
Грейс, несмотря на напряженность, вдруг разразилась неудержимым смехом, и Селестина, окончательно рассвирепев, крикнула:
— Тебе весело, кажется?
Та смогла в ответ лишь отрицательно покачать головой, ибо была не в силах вымолвить ни звука. Грейс стонала от смеха, слезы градом лились у нее из глаз, она просто сгибалась пополам, захлебываясь хохотом. И почти сразу же приступ смеха сменился столь же безудержными рыданиями.
Неожиданно к ней присоединился Филипп, издав несколько неопределенных смешков, но вскоре взорвался громким хохотом. В следующую секунду Холден захлебывался смехом, и его баритон заглушил остальные звуки.
Селестина пребывала в слезах. Вскрикнув:
— Из всех мерзких, презренных… — она на секунду замолкла в поисках наиболее адекватного определения и тут же, не сумев сдержаться, сама закатилась пронзительным смехом.
— Прекратите! Да прекратите же! — вскричала Грейс.
Постепенно, один за другим, в той же последовательности, в какой приступ овладел ими, люди затихли и успокоились. Селестина прижимала к глазам платок, она была последней, в ком затихло это невменяемое веселье.
— Они управляют нами! — Грейс захлебывалась волнением и страхом. — Это все они! Они могут заставить нас делать что угодно!
Спорить не приходилось, все четверо это чувствовали. Лишь Селестина нашла в себе силы выдвинуть последний аргумент, но и он прозвучал слабо и неубедительно: