Обед все четверо путешественников провели в полном молчании. Аппетита ни у кого не было, каждый сумрачно ковырял в своей тарелке. Первым тишину нарушил Филипп:
— Выходит, они действительно являются порождением энергии, как сказала Грейс. Взорвать почву, в которой они укрываются, означает примерно то же, что разорвать на человеке рубашку. Он всегда способен надеть другую. — И после паузы добавил: — Если б мы могли воздействовать непосредственно на их разум! Напрямую!
— Каким же это образом? — пробурчал Холден.
— В конце концов, существует такая вещь, как психология.
— Существует, — вмешалась Селестина, — но что вам известно об их психологии?
— Ничего. — Филипп пожал плечами. — Но они разумные существа. И могут испытывать эмоции, иначе им не доставляло бы удовольствия манипулировать нами. Они заставили нас трусить. А следовательно, мы тоже способны заставить их дрожать от страха. Ведь это всего лишь дети, как подсказывает Грейс ее интуиция.
— Тем не менее бластера не испугались, — заметил Холден.
— Им известно, что это не смертельно для них, а значит, поводов для страха нет. Смерти они должны бояться, я полагаю, но как вы можете покончить с энергетическим существом? И чем такое существо можно напугать? Болью? Потерей близких? Угрозой безопасности?
— Ты еще скажи «привидением», — враждебным тоном добавила Селестина. — Тебе не пришло в голову, что они начнут заикаться со страха при виде привидения?
Но Филипп, не замечая недоброжелательности, смотрел на нее, в удивлении подняв брови.
— Она права! — воскликнул он. — Неизвестное! Любое существо боится того, чего не понимает. Того, о чем умалчивает его жизненный опыт.
— Угу, к примеру, корабль был явлением, не охваченным их опытом, — возразил Холден. — Тем не менее они его не испугались.
— На корабль они смотрят как на другую форму материи, — нашелся Филипп. — Да и на нас самих. Мы для них всего лишь новая форма разума в незнакомой оболочке. — Он перевел задумчивый взгляд на пригорки, едва видимые в подступающей мгле, и протянул: — Но вот о чем они вообще не имеют никакого понятия?
Послышался тихий, словно сонный, голос Грейс:
— Солнце, ясное небо. Свет звезд над головой. Всего этого они не видели никогда.
— Не стану возражать, — сказала Селестина. — Но мы не сможем притащить сюда звезды. Они, увы, не портативны. Так что толку говорить об этом?
Грейс медленно поднялась на ноги, на ее лице возникло странно-сонное выражение, губы слегка приоткрылись. Она плавными, скользящими шагами направилась к Холдену и почти неуловимым движением оказалась у него на коленях. Медленно улыбнувшись, подняла лицо. Когда она заговорила, слова ее звучали нечетко:
— Отнеси-и меня в кроватку, Холли. Я та-а-ак странно себя чу-у-увствую.
Прижалась щекой к его щеке и улыбнулась. Холден неистово покраснел и запротестовал:
— Послушай, Грейс, ты чего?
Она закинула голову назад, бросила чуть пьяный взгляд на Филиппа и Селестину и протянула:
— Тебя они-и-и смущают? Пара этих…
И выдала такое словечко, что Филипп изумленно вытаращил глаза, а Селестина с сухим смешком фыркнула:
— Ну и ну, маленькая тихоня!
Холден смущенно вскочил, крепко придерживая жену, которая прильнула к нему тесно и очень красноречиво. Сомнений в ее желании не оставалось.
— Чертовы твари, — буркнул Холден, — Но я, пожалуй, уведу ее отсюда.
Вернувшись через полчаса, объяснил:
— Малышке получше, но… э-э… у нее голова разболелась. Грейс извиняется за свою выходку. Вы уж ей не напоминайте об этом, ладно?
Селестина пожала плечами:
— Ни в ее поведении, ни в ее словах нет ничего предосудительного.
Но он жалобно продолжал:
— Как же положить этому конец? Если безропотно позволить манипулировать нами, черт знает до чего можно дойти. Поубиваем друг друга к чертям собачьим. Или еще чего натворим.
И вот двумя часами позже Холден, в печальном соответствии с собственным пророчеством, ворвался в каюту ван Хорнов и совершил посягательство на жену лучшего друга, в ходе которого едва не прикончил последнего.
Когда он опомнился и ушел, Филипп присел на край кровати — локти уперты в расставленные колени, пальцы бессильно переплетены, лицо озадаченное и несчастное.
Селестина отрывисто сказала:
— Не из-за чего убиваться. Что толку? Может, дать тебе снотворного?
Филипп поднял глаза и взглянул на жену, но, когда он заговорил, то мысли его были далеко.
— Портативная звезда, — произнес он.