— Вы не понимаете. Хранители Культа не дремлют. Они призывают людей напасть на обсерваторию, обещая им немедленное отпущение грехов, обещая спасение души, обещая все, что угодно. Что нам делать, Ширин?
Ширин опустил голову и отсутствующим взглядом долго смотрел на носки своих башмаков. Задумчиво постучав пальцем по подбородку, он наконец поднял глаза и сказал решительно:
— Что делать? А что вообще можно сделать? Ничего! Наши знают об этом?
— Конечно нет!
— Хорошо! И не говорите им. Сколько времени осталось до полного затмения?
— Меньше часа.
— Нам остается только рискнуть. Чтобы организовать действительно опасную толпу, понадобится время, и сюда они не скоро дойдут. До города добрых миль пять…
Он посмотрел в окно на поля, спускавшиеся по склонам холмов к белым домам пригорода, на столицу, которая в тусклых лучах Беты казалась туманным пятном на горизонте.
— Понадобится время, — повторил он, не оборачиваясь. — Продолжайте работать и молитесь, чтобы полное затмение опередило толпу.
Теперь Бета была разрезана пополам и выгнутая граница черноты вторгалась на вторую, еще светлую половину. Словно гигантское веко наискосок смыкалось над источником вселенского света.
Психолог уже не слышал приглушенных звуков кипевшей вокруг работы и ощущал только мертвую тишину, опустившуюся на поля за окном. Даже насекомые испуганно замолчали, и все вокруг потускнело.
Над ухом Ширина раздался чей-то голос. Он вздрогнул.
— Что-нибудь случилось? — спросил Теремон.
— Что? Нет. Садитесь. Мы мешаем работать.
Они вернулись в свой угол, но психолог некоторое время молчал. Он пальцем оттянул воротник и повертел головой, но легче от этого не стало. Вдруг он взглянул на Теремона:
— А вам не трудно дышать?
Журналист широко открыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
— Нет. А что?
— Наверно, я слишком долго смотрел в окно. И на меня подействовал полумрак. Затруднение дыхания — один из первых симптомов приступа клаустрофобии.
Теремон сделал еще один глубокий вдох.
— Ну, на меня он еще не подействовал. Смотрите, кто-то идет.
Между ними и окном, заслоняя тусклый свет, встал Бини, и Ширин испуганно взглянул на него:
— А, Бини!
Астроном переступил с ноги на ногу и слабо улыбнулся:
— Вы не будете возражать, если я немного посижу тут с вами? Мои камеры подготовлены, и до полного затмения мне делать нечего.
Он замолчал и посмотрел на Латимера, который минут за пятнадцать перед тем достал из рукава маленькую книгу в кожаном переплете и углубился в чтение.
— Этот мерзавец вел себя тихо?
Ширин кивнул. Расправив плечи и напряженно хмурясь, он заставлял себя ровно дышать.
— Бини, а вам не трудно дышать? — спросил он.
Бини в свою очередь глубоко вздохнул:
— Мне не кажется, что здесь душно.
— У меня начинается клаустрофобия, — виновато объяснил Ширин.
— А-а-а! Со мной дело обстоит по-другому. У меня такое ощущение, будто что-то случилось с глазами. Все кажется таким неясным и расплывчатым… И холодно.
— Да, сейчас действительно холодно. Уж это-то не иллюзия, — поморщившись, сказал Теремон. — У меня так замерзли ноги, будто их только что доставили сюда в вагоне-холодильнике.
— Нам необходимо, — вмешался Ширин, — говорить о чем-нибудь нейтральном. Я же объяснил вам, Теремон, почему эксперимент Фаро с дырками в крыше окончился неудачей…
— Вы только начали, — откликнулся Теремон. Обняв руками колено, он уперся в него подбородком.
— Ну так вот: они слишком уж буквально толковали Книгу откровений. Вероятно, вовсе не следует считать Звезды физическим феноменом. Дело в том, что полная Тьма, возможно, заставляет мозг, так сказать, творить свет. Наверно, Звезды и есть эта иллюзия света.
— Другими словами, — добавил Теремон, — Звезды, по вашему мнению, результат безумия, а не его причина? Зачем же тогда Бини фотографировать небо?
— Хотя бы для того, чтобы доказать, что Звезды — это иллюзия. Или чтобы доказать обратное — я ведь ничего не утверждаю наверное. Или, наконец…
Но его перебил Бини, подвинувший свой стул поближе.
— Я рад, что вы заговорили об этом, — оживленно сказал он, сощурив глаза и подняв вверх палец. — Я думал об этих Звездах и пришел к довольно любопытным выводам. Конечно, все это построено на песке, но кое-что интересное, как мне кажется, в этом есть… Хотите послушать?
Бини, видимо, тут же пожалел о сказанном, но Ширин, откинувшись на спинку стула, попросил: