18. Песня трав и ветра.
Дальнейшее путешествие Мастера Илайреса до точки назначения напоминало больше полевые испытания новой машины.
Он замерял углы поворота, время разгона и торможения, тестировал все показатели при прямом управлении и при передаче симбионту. Связывал напрямую управляющий симбионт с зооформами, увеличивая их число от одного до четырех. Больше птичек в распоряжении Мастера не было. Путь и место встречи с Арэей были заранее намечены и многократно просчитаны. Том направлялся теперь к покинутому гунскому становищу, надеясь найти не только сгоревшие и обрушенные домики, но и землянку, в которой можно будет провести несколько дней , а может быть и недель в ожидании. Гуны часто обустраивали для себя и дома и землянки, многое об обычаях этого удивительного народа узнал Том от спасенного им в Арзари-Шариф великана. Все откладывалось в бездонной памяти Мастера, и вот теперь пригодилось. Немного не доехав до цели, Том остановил колесницу, отправил разведчиков к становищу. Разведчики доложили о присутствии крупного живого объекта. Исходя из полученных параметров, напрашивался единственный вывод: не все гуны покинули поселение. Том отстегнул симбионт с панели и налегке направился в становище. Отойдя на десяток шагов обернулся и с удовлетворением убедился, что приземистая, если не считать почти прозрачных из-за тонкой конструкции высоких колес, машина практически невидима, скрытая степным разнотравным морем. Но одного зооформа для наблюдения Том всё же оставил.
Внешне становище выглядело точно так же, как несколько других, встреченных Томом по пути, запустение, полуобрушенные домики, трава, песок. Только подойдя совсем близко заметил узкие тропки от колодца к домику с уцелевшей крышей и к землянке, несколько выдающейся над землей устланным сухими ветками холмиком. Ветер донес тонкий запах дыма и и обитаемого жилища, Мастер прислушался, огляделся, направился к землянке, получив подсказку от симбионта. Широкий вход был завешен тяжелой то ли шкурой, то ли тряпкой, такой старой, что ни цвета ни выделки не разобрать. Остановился в нерешительности: как позвать обитателя, не вламываться же без стука в чужой дом. Но за занавесью зашуршало, что-то грохнуло, глухо заворчало, и то ли шкура, то ли тряпка отдернулась, являя посетителю сморщенный, почти черный лик косматого сгорбленного существа явно гунской породы. Пол существа, облаченного в столь же ветхую, как занавесь хламиду, с первого взгляда не определялся. Как и со второго. Ясно было лишь, что возраст единственного обитателя покинутого становища был весьма почтенный. Том еще раздумывал, как и на каком языке лучше обратиться к хозяину или хозяйке, когда услышал скрипучий но гулкий голос, словно из треснутого горшка кто-то вещал:
- Что, мил человек, напушалса? Ништо... тебя шду... степь давно слышит... мастер идет. Ты и пришел...
- Вы... Вы... тут один... одна живете? - Том от странного звука старческого, но все еще сильного голоса растерялся еще больше. А старая гуна, ибо существо оказалось женщиной, о чем не замедлила сообщить нерешительному гостю, продолжила:
- Я Шафина. Одна тут. Видишь же, ушли все! Пойдем в дом, я тебе там приготовила! - Заявила старуха, подталкивая Тома к тропке.
- Так ты шаманка? Зафина, да? - Том перешел на ты, вспомнив, что только такое обращение принято в племени степняков, вне зависимости от возраста и положения. И шепелявое "Шафина" верно понял, к откровенной радости хозяйки. Старуха закивала, залучилась клыкастой улыбкой, гулко рассмеялась.
- Ты умный! Мастер! - Говорила она со свойственным всем гунам порыкиванием, чуть растягивая шипящие, но очень чисто и понятно на привычной уже Тому местной версии сундира.
- Давно слышала о тебе! Умный и хитрый! А дева твоя где? Слышала, двое придете! - Хитро прищурилась старуха.
- Правильно слышала, дева моя тоже придет... скоро. Если позволишь, я её тут, у тебя подожду...
- Позволишь, позволишь! - Снова радостно оскалилась, затрясла седыми космами: - Дом тебе приготовила уже, пойдем!
В маленьком домике было неожиданно светло и чисто, в углу возвышалось некое подобие кровати, застеленноей пестрой ветошью. И стол был, и пара кривоватых табуреток. Том бегло огляделся:
- Позволишь, уважаемая, я за вещами своими схожу... к повозке...
- Позволишь, позволишь... да не бойся, повозку свою тоже гони сюда, места хватит.
Она так и стояла у порога домика, сгорбившись, опустив большие, сморщенные руки почти до самой земли, из-под седых, скрученных в жгуты косм блестела хитрыми, любопытными глазами, когда Том подкатил на своей невероятной колеснице. Гунская шаманка оценила по достоинству это "новое слово Имперской Мнемотехнической мысли". Едва дождавшись полной остановки машины, старушка бодро подскочила к высокому колесу, опираясь руками в землю, заохала, присматриваясь и принюхиваясь. Пахла машина чистым деревянным маслом, употребляемым в пищу братьями Хундай Сунам, другого достать не удалось. И запах чудесной машины старой шаманке понравился, она одобрительно похлопала черной ладонью блестящую поверхность, похвалила: