- Хитрый и умный... пойдем, показывай, что привез...
Том про себя порадовался простоте общения, церемонии, принятые в Тагдишарате, уже изрядно утомили!
По счастью, кроме собственных запасов, у Мастера был узелок, собранный в дорогу женой кузнеца, там кроме подсохших, но все равно очень вкусных лепешек обнаружился молодой козий сыр и немного засахаренных орехов. Высоко оценили тагдишарские мастера помощь Имперского! Старушка радовалась угощению, как ребенок, сама выложила на стол какие-то печеные корнеплоды и дикий мед. Том осмотрел ветхий очаг, на котором закипал уже закопченный чайничек, но отложил все заботы на завтра. Неделя в ожидании Рэи пролетела незаметно. В хозяйстве одинокой шаманки было много прорех, было куда приложить руки и над чем подумать.
Старая Зафина охотно отвечала на вопросы Мастера, рассказала всю свою жизнь, подробно остановившись на первой любви и обретении пары, о многочисленных детях, внуках и правнуках. Том обустраивал надежную скважину, воду из которой не слабая еще гуна могла качать ножной педалью, а она поведала, как пришел к ней Дар говорить со степью:
- Нухар мой и наш старший сын погибли тогда в шахте, гора упала... я и услышала, степь сказала. Тсахи много дней не говорили, я знала. Другим сказала, у кого еще погибли гуны. Они сердились, не хотели верить... потом уйти пришлось из становища совсем...
- Почему? Злились или боялись? - Том отер со лба пот, размазав по лицу грязь, с тревогой вгляделся в морщинистое лицо. Не заплакала бы бабушка... Но бабушка плакать не собиралась, отрицательно качнула седыми космами:
- Нет... чего бояться та? Шумно в становище, слышна плоха... я еще потерпела немнога... пять лет... - Шаманка сморщила лоб, с трудом подсчитала: - Пять лет терпела, потом ушла. Дети большие были уже, я не нужна...
Сначала сородичи обустроили для шаманки землянку поблизости от родного становища, в ней долго прожила, о нападении тсахов узнала заранее, "степь сказала", и гуна успела своих предупредить. Сородичи ушли, сами пожгли дома, засыпали колодцы. А Зафина долго еще жила в той же землянке. Сыновья навещали, приносили продукты, зерно, помогали, чем могли. Приходили и другие гуны, просили степь послушать. Слушала, подсказывала, что узнавала, чаще давала советы от себя. Много мудрости собрала за годы одиноких своих раздумий и бесед со степью. Иногда слышала непонятное, запоминала, сохраняла до нужного времени и исполняла, когда приходила подсказка: "Пора"! Из Хундуза сначала в лес перебралась, но прожила не долго:
- Шумна... ходят без дела... тяжело! И черные тсахи покоя не дали, сначала хлеб приносили, потом стали говорить... я и ушла сюда. - Старушка кивнула в сторону разнотравного моря:
- Зачем долго терпела, не знамо! Тут слышна-та как! Как поёть она! - Гуна закатила глаза, блаженно щурясь. Том за проведенные в компании шаманки дни и сам проникся уважением к тому неведомому, что старуха называла "степью", чуткое ухо мастера ловило музыку трав и ветров, впуская в душу покой и умиротворение. Так и прошло время в беседах да заботах, Мастер старался успеть как можно больше, чтобы облегчить жизнь одинокой старой женщине, но она сама останавливала его: "Не нада!", когда он делал по её мнению лишнее. Отказалась обустроить домик для переезда из темной землянки или утеплить пол, укрепить стены в самом подземном жилище. Том слушался, не споил. Она Зафина, ей виднее!
Зооформы исправно приносили вести о приближении путников, когда двое всадников стали едва различимы на границе степи и неба, Том и его добрая хозяйка уже были готовы к встрече. И обед, и ночлег, даже вода в сооруженной Томом лохани, больше похожей на маленький бассейн была нагрета горячим ветром и солнцем. Мастер, в отличии от Рэи Эллисар со своими чувствами и мыслями определился давно, тем более собственная внешность, и в лучшие времена не дававшая особенного повода для самолюбования и гордости, молодого мужчину не беспокоила. Чистый, щетина не более трех дней, и ладно! За время скитаний в Тагдишарате требования к внешности собственной и окружающих у Мастера Тома Илайреса претерпели сильные изменения. Всматриваясь в отчетливо видимый издалека благодаря оптическому симбионту силуэт всадницы, Том тревожился о её состоянии. Постепенно все лучше различал черты лица, знакомого, но ставшего совершенно чужим, нахмуренный лоб, горькую складку у рта, опущенные плечи. Он не сомневался, пережитые испытания не сломили, не выбили из леди Эллисар характера и воспитания, когда она подъедет ближе, чувства и переживания скроются за маской полного спокойствия и достоинства. Потому только сейчас, может он заглянуть в не предназначенное для посторонних сокровенное. Не хорошо? Может быть. Не достойно Имперского Мастера? Возможно. Но когда речь шла об Арэе Эллисар, всё прочее значения уже не имело.