Выбрать главу

Колокола храма возвестили час зайца, когда горизонт окрасился первым жемчужным светом зари. К ним присоединились другие колокола с самых дальних мест горы Хией. Ветром несло легкие снежинки, которые прилипали, как звездочки, к волосам и одежде двух людей, двигавшихся навстречу друг другу… Движущиеся фигуры на фоне сонного пейзажа.

На Йоши был мягкий шерстяной плащ поверх свободного нижнего платья. Его одежда не защищала, но зато давала возможность свободно и быстро двигаться по снегу. Он первым дошел до середины поля и стоял, подобно ангелу-мстителю, глядя на приближающегося Кагасуке.

Кагасуке представлял ужасающее зрелище; он облачился в полное боевое снаряжение: на нем была фиолетового цвета броня, в лунном свете казавшаяся мертвенно-серой. На его шлеме был вырезан двурогий дьявол. Клепаная пластинка закрывала его шею, все туловище от груди до низу было защищено панцирем и юбкой из металлических полос, соединенных декоративными скрепами и подбитых кожей; его правый бок был закрыт железными полосами на кожаной подкладке, а на спине была тоже железная полоса на сыромятной коже. На плечах был закреплен кожаный передник, спускавшийся до голеней, а голени, защищенные сапогами из медвежьего меха, были еще покрыты тремя металлическими пластинами, закрашенными черным лаком. С ног до головы он представлял собой бронированную военную машину, почти неуязвимую в бою, почти не являющуюся человеком.

Ветер и снег усилились и покрывали противников белой пеленой. Кагасуке вытянул свой меч легким движением кисти руки. Тяжесть панциря почти не отражалась на его силе и быстроте движений. Йоши молниеносно отпарировал и в свою очередь нанес удар, отозвавшийся звоном панциря.

Серый горизонт посветлел с появлением холодного желтого солнца; противники двигались взад и вперед, продолжая схватку. У Йоши было преимущество в быстроте движений, но оно частично снижалось снежной поверхностью, из-за которой сложные движения были опасны: любое отлично рассчитанное движение могло сорваться из-за того, что под снегом окажется небольшой оледеневший участок. С другой стороны, снаряжение Кагасуке затрудняло его тем, что снег проникал в щели, прилипал к прокладке, это мешало движению.

Раз за разом меч Йоши звенел, ударяясь о кожаные и металлические полосы. Раз за разом Кагасуке нацеливал удар на неуловимый призрак, беззвучно исчезавший из-под удара. Поединок продолжался бы до тех пор, пока один из них не упал бы от усталости, но вдруг Йоши потерял равновесие, из-за своего больного бедра поскользнувшись на льду. Он упал на бок и сразу покатился в сторону. С торжествующим ревом Кагасуке бросился вперед, и с ним произошло то же самое. Он упал на ледяную поверхность с ужасающим треском и лежал, как огромная перевернутая черепаха. Меч вылетел у него из руки, он был оглушен и слабо махал руками.

Йоши мгновенно оказался на ногах. Он бросился на лежащего Кагасуке, поставил колено на его грудь, приставил меч к горлу. На мгновение Йоши заколебался, и острие дрогнуло. Но когда Кагасуке с выпяченными от ненависти глазами подался вперед, Йоши скрипнул зубами и, прошептав: «За Генкая! За Айтаку!», воткнул лезвие под защитную полосу в горло. Тело Кагасуке вздрогнуло в страшной конвульсии и упало в снег.

Солнце было теперь достаточно высоко, чтобы осветить расплывающееся красное пятно, густо распространявшееся по снегу вокруг головы мертвеца.

Совет заседал уже почти час, когда недавно утвержденный представитель вошел и занял свое место. Подушка рядом с министром Левой стороны оставалось пустой. Представители Минамото, увидев Йоши живым, решили, что он благоразумно постарался избежать самоубийственного поединка с Кагасуке, но Хироми сдержанно улыбнулся и сжал рукой плечо Йоши. Князь Чикара, министр Левой стороны, произнося речь, вдруг сжал губы и замолчал. Где Кагасуке? Он всегда приходил вовремя, за исключением тех случаев, когда у него были поединки с Минамото. Чикара не знал о происшествии предыдущего вечера, но он заметил улыбку Хироми, его прикосновение к плечу Йоши и легкий утвердительный кивок. Внутреннее чувство подсказало ему, что он больше никогда не увидит брата живым. Он невольно вздрогнул. На его пути легла длинная тень призрака из прошлого. Неужели это никогда не кончится?

ГЛАВА 60

Когда нашли командира Внутренней охраны, с обескровленным, когда-то красным лицом, клан Тайра гудел от рассказов о вызове, брошенном Кагасуке. Люди Тайра собирались по двое, трое и обсуждали, как могло получиться, что их непобедимого воина мог кто-то одолеть. Как могло быть, что этот человек из Окитсу, ничтожество, сразил могучего Кагасуке в честном бою? Хотя Кагасуке никогда не пользовался популярностью даже в своем клане, все, признавали его прекрасное владение мечом и стрелами; он был самым лучшим воином, за исключением князя Чикары.

Минамото, наоборот, были в восторге. Они расспрашивали Хироми о прошлом Йоши, и он неохотно рассказал им все. Сторонники Минамото ходили по залам дворца без страха впервые с того времени, как они были приняты в Большой Совет.

Йоши сидел у себя дома, очень расстроенный. Ханзо приучил его к мысли, что меч является отражением души его владельца. Злой меч означал злую душу. До смерти Айтаки Йоши отказывался применять свое умение фехтовальщика-профессионала против своих врагов. Да, обычные самураи могли биться на поединках и убивать противников менее сильных или менее умелых; так было среди самураев. Однако Йоши был чем-то большим — он был учителем фехтования, и он обязан был придерживаться более строгих моральных правил.

Айтака был отомщен. Йоши повторял это себе бесконечное число раз, но не получал от этого удовлетворения. Кагасуке, распростертый на снегу, с горлом, открытым для удара, — вспоминать это не было приятно. Йоши взял кисточку и лист бумаги багрового цвета:

Странный пушистый зверьСидит глубоко внутри меня,Отвернув мордуОт смерти, которая скоро придетИ окутает меня тьмой.

Он вздрогнул, окончив последние строчки своего мрачного стихотворения. Отодвинул чернильный камень и вымыл кисточку. Этот бесплодный самоанализ продолжался слишком долго. Он собрался лечь спать, но ничего не получилось: сна не было. Он смотрел на неровное пламя свечи, и его мысли перешли к дяде Фумио, матери и Нами, особенно Нами. В течение многих таких же холодных одиноких ночей он думал об их последнем разговоре в Фукухаре. Часто, засыпая, он вспоминал, как она говорила: «Пора забыть ребенка и смотреть на меня как на женщину», и еще: «Может быть, как многие другие, я заведу себе любовника, чтобы мне не было скучно». Сегодня вечером Йоши представлял ее себе такой, какой она была во время празднования победы лучников в Императорском павильоне. Как хороши были ее губы, когда она послала ему воздушным поцелуй и слова: «Приходи повидаться, когда сможешь». Какие у нее блестящие глаза, какой изящный нос, мягкие очертания подбородка, красивые волосы. Йоши стремился к тому, что казалось недостижимым, и в этот момент понял то, что он должен был понять давно. Несмотря на брак с Чикарой, Нами отвечала ему любовью. Лежа одиноко в своей холодной постели, он понимал, что она открыла свои чувства, и он тяжело вздыхал, думая о том, как глуп он был, не поняв этого. Ему надо пойти к ней… Каковы бы ни были последствия, он должен увидеть Нами и сказать, что любит ее. Жизнь фехтовальщика вдруг показалась пустой по сравнению с тем, какова была бы жизнь, если бы Нами принадлежала ему. Счастье постоянной любви, тепло и близость, которые она могла дать, — ради этого стоило жить, и ни честь, ни долг не могли этого заменить.