— Йоши! — В голосе Нами слышалось сильное волнение. — Ты никогда не давал мне основания думать, что ты любишь меня. И ты внезапно задаешь вопросы, на которые у меня нет ответа. Уйти от Чикары? Ты же знаешь, что я не могу так сделать. Он меня никогда не простит и отплатит тем, что погубит дядю Фумио и всю нашу семью. Быть твоей женой? Дети? Йоши, дорогой мой, то, что ты предлагаешь, невозможно, но я счастлива, что ты мне это сказал. А я думала, это совершенно очевидно, что я люблю тебя. Когда ты был болен, во власти злого духа, в Окитсу… когда ты приехал в Фукухару… Я думала, что ты видишь, как я люблю тебя, и что моя любовь тебе не нужна. — Голос Нами стал таким тихим, что Йоши пришлось наклониться, чтобы разобрать то, что она говорила. — Я люблю тебя больше жизни, но то, что ты предлагаешь, невозможно.
— Невозможно? Не говори, что это не возможно. У нас впереди вся жизнь.
— Нет, нет, это правда невозможно, — сказала Нами. Йоши слышал, что она плачет.
— У меня сердце разрывается. И все-таки я буду считаться с желаниями Чикары. Ты не должен никогда больше приходить в этот дом. Если бы мой муж узнал, что ты здесь у меня, это стоило бы жизни и тебе и мне. Я рискнула позвать тебя сюда на этот раз, потому что Чикара уехал. Больше мы никогда не сможем так встречаться.
— К черту риск! Ты сказала, что любишь меня. Разве я могу это забыть?
— Это останется нашей тайной.
— Нет, — сказал Йоши. — Я разобрался в себе за эти дни. Ты нужна мне, чтобы моя жизнь стала полной. Теперь, когда я знаю, что ты тоже любишь меня, у меня будет вызывать ревность каждая минута, которую ты проводишь с ним. Неужели мне еще ревность нужно добавить к причинам, по которым я его ненавижу?
Йоши наклонил голову. У него в горле был комок, который он не мог проглотить.
— Все эти годы… — прошептала Нами. Йоши просунул руку за ширму и взял ее руку.
— Несмотря на то, что ты замужем, я не могу отказаться от тебя.
Нами отодвинула занавеску свободней рукой. Ее глаза, сияя сдержанными слезами, блестели глубоким черным блеском в полутьме. Она привлекла Йоши к себе.
— Завтрашний день вне нашей власти. У нас есть только сегодня. Будем вместе, пока возможно. Пусть занавеска не разделяет нас.
Йоши совсем отодвинул занавеску и проскользнул в темный альков позади нее. Нами протянула к нему руки и обняла, прижав его лицо к груди.
— Как я мечтала о том, чтобы ты прикоснулся ко мне как мужчина, — сказала она. — Во все те годы, когда ты обращался со мной как с ребенком, терпеливой зеленой лягушечкой, Хотя сегодняшний вечер может никогда не повториться, меня это вдруг перестало пугать. Он останется у нас всегда… в воспоминаниях.
— Нет, дорогая Нами, несмотря на Чикару, это не конец, это начало. Жизнь никогда нас больше не разлучит.
— Если бы так могло быть. Я дрожу от этой мысли. Йоши, положи руку мне на грудь, почувствуй, как у меня бьется сердце. — Йоши нащупал ее грудь и осторожно ласкал ее, и она застонала от наслаждения.
— Это то, о чем я мечтала, и даже больше, — нежно сказала она.
Нами проснулась, вздрогнув.
— Йоши, вставай, пожалуйста, — сказала она. — Почти утро. — Она крепче прижалась лицом к его шее. — Быть так близко… быть частью тебя… — Она отодвинулась внезапно в страхе. — Я боюсь проснуться, вдруг окажется, что это был всего только сон. Я не хочу, чтобы ты уходил. Я не хочу забыть эту ночь. Обними меня, Йоши… крепче! Не хочу, чтобы настало завтра.
Он крепче прижал ее лицо к своей шее.
— Я тоже, — сказал он, но к счастью примешивалось мрачное предчувствие.
В Девятивратной ограде первые пришедшие — мелкие чиновники и младшие писцы — медленно шли по узким улицам; их шаги взметали снег, дыхание вылетало в виде пара. У многих под плащами были мечи. Тьма таила опасность. Колокола только что возвестили час тигра, а за оградой ночью было сколько угодно бродяг, грабителей, разбойников, которые нападали на неосторожных, шедших без оружия.
У ворот Тайкен-Мон в темном углу стоял вооруженный человек; он топтался на месте и дул на руки, чтобы согреться, и внимательно рассматривал шедших мимо из-под монашеского капюшона. На одежде у него не было никаких знаков или эмблем. Те, кто его замечали, старались обойти подальше. Вооруженного монаха, прячущегося в пролете ворот в предрассветное время, следовало опасаться. Вдали прокричал петух, и в восточной половине неба появились слабые полоски света. Ветер стал слабее, на улицах было тихо, только кричали петухи.
С наступлением зари несколько придворных вышли из ограды; это был час расставания с любимыми. Те, кто провел ночь со своими любовницами, возвращались домой.
Из ворот Тайкен-Мон вышел человек; он шел, слегка прихрамывая, лицо было скрыто соломенной шляпой, сидевшей плотно, как шлем. Он шел легко, с улыбкой глядя на дорогу.
Человек в монашеском плаще отошел от двери и крадучись последовал за намеченной жертвой. Он вынул меч и дал знак пяти другим, спрятавшимся в нишах дверей дальше по улице. Они выскользнули как тени из своих убежищ и встали стеной поперек узкой улицы. Все они были в черных плащах почти до земли, с капюшонами, закрывавшими их лица. Лучи встающего солнца сверкали на обнаженной стали.
Йоши их обнаружил лишь в тот момент, когда почувствовал, что на него нападают сзади. Он инстинктивно шагнул в сторону и выхватил длинный меч. Быстрым движением он ударил нападающего сзади, В ударе с поворотом сосредоточилась вся его сила. Человек безмолвно упал, открыв рот для торжествующего крика, которому не суждено было раздаться.
Йоши опустил меч, держа его перед собой, и медленно подошел к живой стене, образованной убийцами.
— У меня нет золота, — объявил он. — Уходите! И я уйду с миром. Между нами нет вражды. Дайте мне пройти.
Вожак людей в капюшонах вышел вперед, держа меч наготове.
— Между нами есть вражда. Убийца! Мы пришли сюда отомстить за гибель Кагасуке и Шигея. Это твое последнее утро на земле.
Йоши продолжал движение.
— Пожалуйста, отойдите и дайте мне идти своей дорогой, — спокойно сказал он.