О пропуске на ту сторону.
«Кусунгобу лежит на пороге двери, ведущей в рай».
Где это я слышал? Или читал?
Не помню.
Мне было плохо. Может быть, в раю будет лучше?..
В тот день я, наконец, решился. Не с самого утра — уже ближе к вечеру.
Я нашел Коблана в кузнице, деликатно тронул его за плечо левой рукой, и, когда кузнец обернулся, без всякого выражения сказал:
— Мне пора, Коблан. Я возвращаюсь домой.
И пошел к выходу.
Кузнец неожиданно оказался передо мной, загораживая путь. Он был вежлив, но настойчив. И почему-то старался не смотреть мне в глаза.
Потом я понял — почему. Но потом было поздно.
А тогда было еще не поздно. Но я этого не знал. Я согласился, что на улице уже в самом деле темно, и дом мой неблизко, и лошади у меня под рукой нет, и…
Я согласился, что и впрямь могу подождать до утра, проведя еще одну ночь в доме Коблана.
Это ничего не меняло — я ведь уже РЕШИЛ.
Спал я спокойно — как человек, сделавший свой выбор.
С рассветом я встал, кое-как облачился в свою привычную одежду — сидела она не так, как следовало, но это не имело никакого значения — прицепил к поясу ножны с Единорогом и направился к двери.
К двери моей комнаты.
А дверь оказалась заперта.
Еще не понимая, что происходит, я начал стучать — сначала здоровой рукой, а потом — железным придатком. Долго никто не появлялся. Наконец за дверью послышались неторопливые грузные шаги хозяина дома. Шаги остановились перед дверью, но открывать Коблан явно не торопился.
— И чего тебе не спится в такую рань? — сонно пробормотал он.
— Это мое дело. Мне пора домой, — потребовал я. — Открывай!
Некоторое время Коблан молчал.
— Не-а, не открою, — сообщил он после долгого раздумья. — А то ты и впрямь домой пойдешь.
— Вот именно! Открой немедленно! — во мне постепенно начинало закипать раздражение. — Я должен вернуться домой!
— Ничего ты не должен, — зевая, возразил из-за двери кузнец. — А если и должен — то мне. Во-первых, должен у меня в доме жить — это раз. Во-вторых, за руку твою железную да за работу мою тяжкую — это два будет. Так что сиди тихо и не буди меня.
— Сколько я тебе должен? — как можно более ядовито поинтересовался я.
— За руку бесполезную? Сколько, кузнец? Устад! — в последнее слово я вложил уже откровенное презрение.
Но Коблан не обиделся и не открыл дверь, как я рассчитывал.
— Вот когда польза от руки появится — тогда и поговорим, сколько кто и кому должен, — отозвался он по-прежнему равнодушно. — А дома у тебя Иблиса с два от руки польза будет. И тогда мне моих денежек не видать. Так что кончай орать и иди упражняйся. Вот как сожмешь железные пальцы — выпущу и плату соглашусь взять. А до того — сиди. Кормить буду, поить буду. Отхожее место сам знаешь где — и не мешает, и под боком, и не сбежишь…
Действительно, оное место находилось в глухом дворике, куда был выход прямо из моей комнаты. Сам дворик был обнесен глинобитным глухим дувалом в три моих роста, и сбежать оттуда можно было лишь через… в общем, никак.
— Так что чем быстрее меч в новую руку возьмешь — тем быстрее домой вернешься, — философски закончил Коблан, и его шаги удалились с прежней неторопливой весомостью.
Поначалу я не поверил собственным ушам. Меня, Высшего Чэна Анкора, одного из наиболее известных и знатных граждан Кабира да и вообще эмирата
— МЕНЯ запер у себя в доме свихнувшийся кузнец?!
…Впрочем, в этот факт вскоре пришлось поверить. Через час двое подмастерьев принесли мне завтрак. Едва заслышав звук отодвигаемого внешнего засова, я поспешно поднялся со своей кровати, на которой пребывал в полном унынии — но подмастерья спешно опустили на пол у порога поднос с едой и успели скрыться за дверью, прежде чем я пересек комнату. Лязгнул засов, я от злости пнул ногой безвинный поднос и в бессильном возмущении замолотил в дверь руками.
После железной руки на двери оставались уродливые царапины — но не более…
Поначалу я пытался уговорить Коблана, ежедневно заходившего ко мне в комнату. Кузнец внимательно выслушивал все мои гневные тирады, а затем садился к столу и начинал вещать нечто туманное, наводящее на мысли о том, что Коблан действительно малость тронулся, а теперь пытается заодно свести с ума и меня.
Я плохо слушал его, поскольку голова моя была занята совсем другим. Тем не менее, надоедливый и навязчивый, как жужжание мухи — только очень большой мухи! — голос Коблана все же проникал в мое сознание, и я помимо воли отмечал, что кузнец говорит что-то о «живой стали», о духовной связи человека с его оружием и о том, что если очень захотеть, если поверить…