– Двар, минэер инда паде, темданел ман! Мел турру непартин дезас край инги лимери-кайти!! Вы, превращенные в камень! Моя сила разрушит чары, как волшебный пестик – кукол!! – это заклинание Девлик повторил два раза, потому как противостоящее ему волшебство представлялось чрезвычайно сильным. После он добавил: – Но только те из вас освободятся, кто согласится быть моим должником до конца своих дней. Да поможет мне пепел могучего Ассаха!
Закончив речь, Девлик картинно воздел руки вверх, широко разводя их по сторонам, выдержал паузу и обрушил пестик на первую фигурку. Та рассыпалась на кусочки, а ведущая от нее к нише в стене галереи меловая линия вспыхнула. Словно светящаяся стрела, она поразила статую, на которую была направлена. Девлик не смотрел, к какому результату привело все это. Не останавливаясь, он сдвинулся чуть вправо, вдоль шеренги солдатиков, чтобы разбить следующего. Так он и скользил, молотя пестиком по игрушкам; глиняные осколки разлетались от него во все стороны и усеивали пол галереи. Когда Девлик достиг конца шеренги и расколошматил последнюю, двенадцатую фигурку, он немедля повернулся и отправился в путь, уничтожая второй ряд. Сверкающие стрелы мелькали в полумраке, озаряя своим сиянием угрюмые стены и худое лицо колдуна с закрытыми глазами. Сияние заполняло ниши, как только туда вонзалась стрела. Затем воздух сотрясался непременным стоном, и на пол из своих темных нор вываливались корчащиеся человеческие тела.
Двое из них так и остались неподвижными – они умерли сразу, а может быть и были уже мертвы долгое время, пока оставались каменными статуями. Один из расколдованных, с окровавленной ссадиной на лбу и безумными, вылезающими из орбит глазами, быстро встал на четвереньки и бросился на своего соседа. Зубами он впился бедняге в горло и порвал его, словно голодный волк. Хохоча, и подпрыгивая на полу не хуже взбесившегося зайца, этот оживший понесся вдоль ряда корчащихся тел прямо к Девлику. Тот успел подняться на ноги и теперь неторопливо вынул меч. Как только безумец приблизился к нему на достаточное расстояние, Вальдевул совершил резкий выпад и раскроил ему череп. С застывшей на губах кроваво-демонической улыбкой сумасшедший завалился набок, поджал под себя ноги и затих.
Еще один расколдованный, с трудом поднявшись на ноги, огляделся вокруг мутными, налитыми кровью глазами, а потом вдруг рванулся вперед и изо всех сил стукнул головой о каменный выступ стены – фальшивую колонну. Раздался жуткий треск, похожий на звук от сломанной сухой доски. Человек рухнул на пол, а по стене поползли вниз его вытекшие мозги.
Наконец, двое крепких на вид и вполне нормальных с виду людей, быстро переглянувшись друг с другом, одновременно бросились на своего избавителя. Их лица и скрюченные, как лапы хищной птицы, пальцы не вызывали сомнений в намерениях. Дав им приблизиться, Девлик спокойно сделал широкий взмах Вальдевулом на уровне пояса, после чего оба атакующих были разрублены напополам. Ноги одного из них, фонтанируя кровью, успели сделать еще шаг в сторону колдуна, однако, не добежали и рухнули. Второй упал бесформенной кучей, очевидно, разрубленный не до конца – со стороны он был похож на картонного человечка, сложенного ровно пополам.
Вот так, всего за несколько мгновений Девлик оказался окруженным семью изуродованными трупами и морем крови. Семнадцать дрожащих, согбенных, едва соображающих людей смотрели на него с одинаковым страхом и покорностью. Эти не собирались бунтовать – они просто ждали объявления своей судьбы.
Девлик медленно оглядел их всех по одному. На многих была странная одежда, фасоны которой были забыты столетия назад. Лицо одного украшал вызывающий, неприятных расцветок яркий макияж вроде того, каким покрывают себя продажные женщины в городах. В щеки второго были вделаны золотые пластинки, покрытые письменами, с изящной окантовкой из белой эмали. Третий был одет в грубые одежды, кое-как сшитые из плохо выделанных шкур, и казался совершенным варваром из самых диких степей.
– Теперь вы свободны, – негромко возвестил им Девлик. Он предусмотрительно надел на палец кольцо, переводящее речь говорящего для тех, кто мог его услышать. На всякий случай, колдун говорил медленно, всматриваясь в лица освобожденных им людей и стараясь понять, уяснили ли они его слова? – Вы вольно делать все, что вам заблагорассудится, но, в то же время, каждый должен помнить: настанет день, когда я приду и прикажу выполнить мой приказ. Этот момент может настать завтра или через десять лет. Вы будете обязаны повиноваться, ибо в противном случае вас ждет нечто худшее, чем стоять сто лет на одном месте и пялиться на проходящих мимо живых людей.
Никто не возражал, услышав эту зловещую "приветственную речь" – возможно, они были очень напуганы угрозой, а может быть, считали все сказанное вполне справедливым и приемлемым. Долгое время освобожденные из каменного плена люди не могли нормально шевелиться и говорить. Как будто путники, проделавшие очень долгий путь и смертельно уставшие, они сидели на полу, обмякшие, изможденные, не имеющие сил даже говорить. Тем временем, в галерею явились несколько тсуланцев, несказанно удивившихся при виде трупов и невесть, откуда взявшихся новых людей. Впрочем, Девлик быстро нашел им занятие – велел убирать тела, кровь и разбросанные повсюду глиняные черепки.
Ожившие истуканы в конце концов нашли в себе силы подняться. Один за другим они вставали на ноги и, помогая самым слабым, поплелись в указанную Девликом сторону. Через некоторое время наемники, на время превратившиеся в слуг, развели огонь в ванных комнатах под уцелевшими лоханями для купания, принесли кое-какие одежды и позаботились о еде. Семнадцать расколдованных людей с благоговением погружались в воду и медленно терлись грубыми мочалками, не переставая удивляться мягкости собственной кожи. Все они шевелились медленно, будто задумчивые черепахи, а говорили шепотом, причем частенько общались сами с собой. Без всяких возражений приняв новые одежды, недавние статуи уселись за длинный стол в бывшей прислужницкой. Ели они так же, как и мылись – медленно, удивленно, разглядывая куски хлеба и вслушиваясь, как хрустят у них на зубах мясные хрящи.
В конце концов, большинство расколдованных людей понемногу пришли в себя. Они стали отвечать на вопросы, быстрее шевелиться и даже интересоваться тем, в каком времени и месте они очнулись. Некоторые не помнили собственных имен или страны, в которой родились, другие никак не могли припомнить, кто подверг их чудовищному наказанию и за что. Двое или трое не помнили совершенно ничего, а самым живым из всех оказался тот самый дикарь. Это был шаман из лейденских степей, из тех времен, когда степняки были коварными и жестокими воинами, а не трусливыми шакалами, как нынешние подданные Терманкьяла.
Кроме него, в числе семнадцати были уроженцы самых разных мест, хотя большинство все-таки составляли энгоардцы. Главным образом, они помнили только самые первые годы, когда Империя только зарождалась. Трое назвались Высокими, но Девлик никогда не слышал названий их владений – Менна, Килина и Лимпира; двое были бродячими солдатами, один наемным колдуном, жившим в эпоху дедушки нынешнего Императора Тарерика. Один человек, отказавшийся сменить свою куртку из множества переплетенных друг с другом кожаных полос прекрасной выделки, сказал, что никогда не слышал названия «Энгоард», хотя и жил намного севернее большого моря. Так же он не имел понятия о том, что на свете существуют Барьерные горы, Бог-Облако или Черные Старцы. Судя по всему, он был самой первой жертвой семьи Бартресов. Он, к слову сказать, не являлся ни колдуном, ни солдатом. После омовений и приема пищи, выяснив, что попал во времена, неимоверно удаленные от его собственных, человек внезапно потерял интерес к жизни. Обхватив руками голову, он плакал и повторял: "О, моя бедная Сьерри! Мой несчастный, нежный цветок! Моя любовь! Не говорите мне, что она умерла две тысячи лет назад!"