Безумие внезапно обретенных союзников весьма кстати, в пылу битвы они не заметили странных перемен, произошедших со мной. Оставшийся в живых сброд убийц, предателей, воров и насильников с оглушительными воплями ринулся на верхние ярусы темницы. Я сметал двери камер одну за одной, пополняя свое отвратительное войско, впереди нас ждало еще несколько отрядов, во главе с опытными и не очень, командирами. Кровь раскрасила яркими узорами каменные стены, щедро проливалась она на грязный пол. Крики, хруст костей, обезображенные тела стражников и заключённых — это зрелище приносило мне истинное удовольствие, словно зверь, изголодавшийся и опьяненный, продирался я к желанной свободе.
На пути к моей мести возник отряд из самых опытных и вооруженных рыцарей, они яростно бросились в бой. Мои солдаты дрогнули, страх сковывал их движения, жаркое пламя восстания на глазах превращалось в угли. Мечи и копья стражников находили свою цель, оставляя глубокие раны на телах бунтовщиков. Рыцари ликовали, заранее наслаждаясь победой, но они не учли одного.
Беглецы сражались из последних сил, пытаясь парировать отточенные выпады, некоторые из них валялись в ногах стражников, моля о пощаде. Другие, желая спасти свои поганые шкуры, перешли на сторону врага, бой был почти окончен, воины короля упивались победой. Осталась лишь жалкая горстка бунтарей, что не желали сдаваться в плен, предпочтя Смерть с оружием в руке или желанную свободу. Пятеро обезумевших мужчин рубили своих и чужих, не чувствовав боли и усталости. В их жизнях ничего не осталось и теперь незачем отступать, больше не страшно умирать. Из глубоких ран сочилась кровь, в глазах читалась ненависть. Один беглец был более искусен в бою, его атаки с каждым выпадом становились изящней, мужчина уверено управлялся с тяжелым двуручным мечом, отбитым у врага. Блоки удавались ему хуже атак, но ничто не могло его остановить, от столь тяжелых ран даже самые выносливые воины погибали на поле боя.
Ликование стражей Северного Дворца стихло, пришла их очередь испытать страх: длинное копьё пробило грудь предводителя преступников, острие пронзило сердце. Человек, получивший такую рану не может выжить, но раненный лишь громко засмеялся, он крепко схватил древко копья, еще глубже вонзая перо в свою плоть. По лицу хозяина копья растеклась мертвенная бледность, с губ слетал шёпот, рыцарь молился всем известным Богам.
— Боги, они не спасут тебя, они никого не спасают! — рявкнул на стража бывший пленник.
— Ты проклят навеки, Ламэль Фуру. Ничто не вернёт тебя к свету, — с трудом шевеля языком, произнес стражник.
— Мне больше не нужен ваш свет! Где были эти речи и твои боги, когда невиновного бросили в темницу, когда у меня отняли мое сокровище?! Уж лучше быть навеки проклятым, нежели дрожать и молить о благодати этих небесных подлецов!
Обезумевший граф резким движением обломил древко копья, извлекая острие из тела, он с ненавистью отбросил обломок оружия, на котором не было и капли крови, схватив несчастного рыцаря за грудки, Фуру с силой отшвырнул его к стене, страж ощутил жгучую боль в затылке после встречи с холодной стеной. Перед глазами танцевали белые искорки, тошнота встала комом в груди. Ламэль медленно приближался к своей жертве, тусклый свет факела осветил белое, ввалившееся лицо, искаженное злобой, в котором мало угадывались благородные черты графа, на потрескавшихся губах играла зловещая ухмылка, некогда синие глаза в слабом свете казались черными.
— Лишь меня ты должен молить о пощаде, сейчас я твой Бог и только мне подвластна твоя жизнь, — в голосе запела холодная сталь.
Страж Северного Дворца дрожащей рукой выставил вперед тонкий кинжал, Ламэль с легкостью выбил его из руки мужчины, затем послышался хруст ломающихся костей, рыцарь взвыл от боли.
— Ты еще можешь уйти отсюда живым, моли о пощаде, — прошипел Фуру.
Но рыцарь лишь презрительно плюнул графу под ноги, что окончательно вывело того из себя, он больше никому не позволит смешать его с грязью. Резкий выпад и рука Фуру погрузилась в тело стража. Глаза несчастного расширились, крик застрял в горле, боль жгущей волной отдалась в каждой клетке погибающего тела, сердце пыталось биться, рывок, и мир стремительно стал погружаться во тьму.
Дарующее жизнь, горячее сердце, должно быть, именно восхищение испытывает Творец, держа в своих руках хрупкую жизнь. Я не чувствую жар некогда бегущей по сосудам крови, в моей руке лишь остывающий кусок уязвимой плоти, последние рефлекторные сокращения погибающего органа. Мое сердце больше не бьется, оно умерло в тот страшный день, вместе с Ней. Подземный Владыка услышал молитвы, он согласился принять мою душу и подарил шанс отомстить. Пусть цена велика: не понимаю кем я стал и как быть дальше, теряю самообладание, воспоминая затягивает тьма, из объятий которой пытаюсь вырвать истинного себя. Раз мне суждено превратиться в обезумевшего ходячего мертвеца, значит у меня мало времени.