В тронном зале, уютно освященном светом факелов в многочисленных нишах, собралась прочая знать: расфуфыренные петухи, не познавшие настоящей жизни за стенами своих крепостей. Угасающие дамы, старающиеся всеми силами удержать свою ускользающую красоту, они выглядели просто смешно. Меня бросили к подножию трона, шестерки Демиана не позволяли встать с колен.
Грик — такова фамилия заклятого врага, что всегда мечтал оказаться на моем месте, он всеми силами пытался обвинить меня в предательстве, плел интриги вокруг рода Фуру. Демиан в красках описывал всему двору увиденную им картину в Черном Замке. С его слов выходило, что я убил Ивет, нанося смертельные раны одну за одной. Не в силах более выносить этот бред, я попытался достать мерзавца, но сильнейший удар в левый бок кованным сапогом, охладил мой пыл.
У присутствующих не осталось сомнений — плененный граф жестоко расправился с бедной девушкой, хоть и мотивы преступления остались не освященными. Фуру и сам усомнился в своей невиновности, но лишь на миг. Ламель не пытался более оправдаться, все слова разбивались о складность речей рыцаря, граф проклинал всех собравшихся, он больше не пытался вырваться из стальной хватки слуг Демиена. Грик закончил список преступлений Ламеля предательством короны и попыткой мятежа. На лице рыцаря играла зловещая улыбка, он смотрел на собравшихся взглядом завоевателя. Ненависть к Грику давно жила в сердце, он наступал мне на пятки, но я всегда был впереди. Я ожидал от него решительного хода, но и не мог предположить, что он будет таким.
Королева Эрисбет тоже была в зале, она молча взирала на происходящее, сделанная словно из воска, и казалось, что она даже не дышала. В ее зеленых глазах читалось лишь безразличие к происходящему, она не сможет мне помочь, да и не захочет. Отчего-то дева приняла сторону Короля, что поверил во все бредни Грика.
Андрес пожелал казнить меня публично, но стерва Эрисбет — эта сумасшедшая любительница различных пыток, придумала нечто получше: она заточила меня в камеру, которая находилась на самом нижнем ярусе темницы, дневной свет почти не проникал через узкие прутья решетки, плесень съедала каменные стены, резкий запах сырости не давал нормально дышать. Обрывки истлевшей одежды и кости сгнивших пленников устилали грязный пол. Здесь должен буду сгнить и я. Эрисбет знала — эта для меня самая страшная кара, не о такой смерти я мечтал. Я хотел пасть на поле боя, сжимая в руке меч, лезвие которого досыта напилось вражьей крови.
Я был слаб и истощен, жизнь утекала, словно вода, Смерть уже стояла за спиной. Мое время почти истекло и эта мысль грела душу. Проваливался в холодную тьму, что затягивала меня все глубже и глубже, образы прошлого яркими вспышками врывались в сознание, причиняя боль. Ивет, я видел ее перед собой, слышал голос, она молила о помощи, обвиняли в ее смерти, тянула ко мне свои руки, но я не мог коснуться прекрасных пальцев. Чувство вины нестерпимо, я выл от боли, которая на куски разрывала мою душу.
Время, оно перестало существовать: минуты, дни, месяцы, годы — не знаю, как долго я уже здесь. Боль, она утихла, голоса больше не кричат и не молят о помощи. Ивет, ее образ померк во тьме узкой темницы. Жизнь, на свободе, уже с трудом вспоминаю кто я. Сердце сжигает ненависть и жажда расправы, в красках представляю мучения своих обидчиков. Их мольбы о помощи, крики, кровь на моих руках и растерзанные тела.
Бог оставил меня, проклинаю его, отрекаюсь, как смеет он требовать поклонения, совершая такие деяния. Мои руки по локоть в крови, я убивал без чувств и сожаления, но делал это во имя чести, во имя короны и славы свой страны. Быть может, не о участи паладина я мечтал, но Судьба не дает право выбора, заставляя принять все как должное. Отныне, любая святыня будет осквернена мной, и Бог запомнит мой лик. Молюсь дьяволу, как знать, может, он внемлет молитвам, подарит шанс свершить мою месть.
Тьма завладела мной, растворяюсь в ней, она течет по венам, отравляя сердце, что бьется из последних сил. Я ослеп, стал глух, отощал, дышать все трудней, сил не хватало даже на то, чтобы пошевелить пальцем. Я лежал на грязном полу, посреди останков, в луже собственных испражнений, проклиная весь мир, я мечтал о Смерти.