— Деньги будут, отец, — обнадежил шут. — До городка вашего дойдем, разживемся мелочишкой.
— Дела, — опять покачал головой ведун. — Не хотите ли правду старику рассказать, ребятки?
— Правду — не можем, — развел руками Денхольм. — Да и не поверишь. Скажем так: мы — гонцы Светлого Короля. Везем важные вести. А кому-то очень не хочется, чтобы мы доехали до столицы. В долине Эсполот на нас напали всадники. Спасаясь, мы свернули в Лес Астарха…
— Выходит, не обмануло вещее сердце моей бабы, — задумчиво протянул знахарь. — Схватило до боли, без сознания рухнула. В рассудок свой вернулась, говорит — беда: по пятам за Светлым Королем скачет Сама Старуха Вешшу душу в Подол прятать…
И Денхольма словно коснулся ледяной ветер страшного предсказания, и теплым днем подошедшего лета онемели руки, и тело затрясло мелкой дрожью. Вешшу! Вешшу вышла на охоту за его душой! Черный, как ночь, всадник за спиной в ущелье Поющих Скал! Вешшу, вечная противница Йоттея, Вешшу — Собирательница опустевших душ, верная прислужница Венды!
На лице шута явственно читался ужас. Нет перерождения душам, попавшим в Подол к Вешшу, уходят они и больше никогда не возвращаются!
Ведун между тем продолжал, словно не замечая присевшей у краешка стола тени страха:
— Молвила, а через день из Стекка весть приносят: заболел Светлый Король, и столица бунтует. Дела…
Помолчал, взглянул на притихших гостей и внезапно, звонко хлопнув в ладоши, дунул на незваную тень.
Король и шут переглянулись. Санди хихикнул. Старик довольно кивнул:
— Незачем ей с нами сидеть, злодейке. И вам, государи, бояться нечего пока. Оберег у вас хороший, чудо из чудес, давно такого не видывал. Откуда же у вас семена дерева Хойша завелись? Их собирают на юге, в новолуние перед грозой последнего месяца года, такое случается нечасто… Да и вернувшихся живыми из владений ирршенов по пальцам можно перечесть…
— Друг отдал, — пояснил Санди, завороженно глядя на хрупкий кувшинчик в узловатых, словно ветви больного тополя, пальцах старика.
— Сам отдал? — не поверил ведун. — По доброй воле?! Что же вы такое везете, государи?!
Он поскреб седую бороду, потом махнул рукой, как человек, решившийся на небывалое:
— С вашим другом мне не тягаться, конечно… Но и я подсоблю, чем могу. Близок мой Последний Порог, а так, глядишь, и лишнюю стрелу в руки Йоттея вложить сумею…
Ведун встал и порылся за закопченной печью.
— Вот! — горделиво поднял он руку. — Эй вы там, на небе! Отдаю, чтоб мне сдохнуть, отдаю добровольно!
Король и шут опасливо оглядели пустую руку старика и понимающе переглянулись.
— Решили, спятил старый? — Ведун расхохотался так, что задрожали слюдяные окошки, а тощий кот с громким мявом ринулся вон из избы. — Мало кто ныне помнит о Незримом Кошеле, почти не осталось таких. Да и Кошелей-то — раз, два и счет закончен! Что везете — сюда положите, никто не отнимет, с шеи не сорвет, открыть не сможет! Берите, пока не передумал!
Король бережно принял из дрожащей старческой руки волшебную вещицу, повертел в руках нечто — и вдруг увидел! Потрепанный Кошель из некрашеной кожи буйвола, старый, затасканный, с обрывками нарядной бахромы.
— Увидели, господин? — грустно улыбнулся ведун. — Значит, признал вас хозяином. Незаменимая была вещь в сельском быте: всей деревней там деньги от стражников прятали! А теперь разве утаишь?!
— Так возьмите обратно, — удивленно воскликнул Денхольм, — я и без него проживу!
— Сам он к вам пошел, господин! — замахал на него руками ведун. — Вам, видать, нужнее!
Скрипнула дверь, и в избу вошла еще не старая женщина, бережно придерживая миску с вычищенной рыбой. Мельком глянула на руки Денхольма, вздохнула облегченно:
— Отдал все-таки, пень старый! Не плачь, к добру отдал. Вещь на простор рвется, вещь дорогу любит, а ты ее — за печку!
Ведун злобно глянул на нее и нахохлился:
— Цыц, баба неразумная! Стряпай у печи да помалкивай!
— Вот оно что! Шаг сделал — и остановился. Не стой, не жадничай! Не оскудеет рука дающего — добро назад рекой вернется! Передай им, что обещал, не таи обиды, не жалей чужого!
— Ой, баба глупая, болтливая! — запричитал ведун. — Слова с языка, что паутину с потолка стряхивает! О чем болтаешь, с кем болтаешь — ведаешь ли?!
Женщина схватилась вдруг за сердце, захрипела, торопясь вытолкнуть отравленные, отнимающие жизнь слова предсказания:
— Торопится Вешшу, коня подгоняет, по душу, невинную душу! Сто ног у нее, сто рук у нее — все чужие! Сто рук поднимают сотню мечей, горят их клинки мертвым пламенем, рвут душу на сотню сгоревших свечей, кидают в Подол неприкаянный! Отдай, не жалей, поздно будет — себя проклянешь, в Подол попадешь!
Замолчала, задыхаясь и кашляя, а ведун сразу сник и откуда-то из-за пазухи достал невзрачную на вид булавку из позеленевшей от времени меди.
— Давно это было, господин. Проходил по берегу человек. Странный, страшный на вид, но душа его пела подобно лютне. Больше я таких не встречал: шел по морю людскому и брал горе человеческое, где украдкой, где силой, где лаской. А взамен отдавал теплоту своего сердца, щедро одаривал, будто горел в нем огонь негасимый. Серой была его душа, и собственной боли в ней с лихвой хватило бы на восьмерых, но чужую боль не отталкивал, собирал, как монетки складывал. Я его приютил, разговорить пробовал. Только он одно сказал.
«Горя, — говорит, — ведун, много идет. Венда в Элрону пробивается. Скоро Вешшу придет, ты жди. Как услышишь ее — беги! В сторону города Стольного, что хочешь делай, что придумаешь — говори, но отдай королю булавку Эксара, пусть не снимая носит! Сам нес, да не донесу, нельзя в город, не пускают!»
Взял я булавку, спрятал в Кошеле своем заветном. Времени тратить не стал, в столицу пошел, Короля спасать. Только во дворец меня не пустили, били, обзывали, Башней грозили. За ворота выставили — я обиду вырастил, чужое стал своим считать, раз от него хозяин отказался. Может, баба права, и через вас, господин, она в хозяйские руки попадет?!
Булавка Эксара! Позеленевшая от времени легенда лежала на королевской ладони! Пять дней и шесть ночей ковал ее Эксар, правая рука Итани, Гном Сторожевых гор. Металлы смешивал, заклинания творил, жар своей души вкладывал. Всего себя отдал, в пылу работы обратился в камень, не успев даже орнамент нанести! Силен был оберег Светлых Королей, но слишком неказист на вид, вот и затерялся в сокровищнице. А потом и вовсе пропал. Как оказалась древняя булавка в руке какого-то бродяги? Почему во дворец нес, себе не оставил? Почему сам не пришел, первому встречному отдал?!
— Тот человек как-нибудь назвал себя, старик?
— Он звал меня Ведуном, я называл его Пришлым. К чему нам большее, господин? Те, кто еще помнит силу магии, своих имен понапрасну не дарят!
Король огорченно вздохнул, пряча булавку в Незримый Кошель: вот и пригодился подарочек! Слишком много загадок, слишком часто встречаются отголоски древней магии на его пути… Но тут баба поставила на стол миску жареной рыбы, и он забыл обо всех неприятностях последних дней, обстоятельно обсасывая кости.
На следующее утро, попрощавшись с ведуном и его бабой, они направились в городишко Стекк, взяв в проводники неугомонного Чия.
Город не впечатлял ни красотой, ни величием. Торговая площадь, окруженная рядами деревянных домов, обмазанных серой глиной. Здание в два этажа служило одновременно ратушей и городской больницей, радовали глаз лишь купеческие особнячки, вольготно раскинувшиеся за городской стеной и утопающие в зелени яблоневых садов. Хорош был Вельстан, край Цветущих Яблонь Элроны! Чий быстро разузнал дорогу к дому местного менялы и привел короля к добротному особняку, окруженному чугунной решеткой. Денхольм заглянул в расположенную неподалеку гостиницу с облезлой вывеской и, заплатив одолженную у мальчишки мелкую монетку, потребовал себе лист хорошей бумаги, на котором состряпал королевский бессрочный вексель.
Взглянув на обозначенную на бумаге сумму, меняла поперхнулся пивом. Трижды проверив подпись и печать, с неразборчивым бормотанием полез в шкатулку за деньгами. Вскоре ворчание сменилось горестными стонами: почтенный торгаш пересчитывал золотые монеты. Сквозь неясные завывания проскользнула и пара отчетливых фраз: